Лыкаш опрокинулся с чурбаком, на котором сидел. Сквара внёс Беримёда в стену, и это была уже не потешная возня около ямы. Старший ученик досадливо крякнул, думая отшвырнуть сопляка легко, как привык, но почему-то не вышло. Скрипнул верстак, по каменному полу зазвенели подпилки и долотца, молодой древодел опасливо подхватил с жаровенки ковшик горячего клея. Воробыш поспешно выскочил вон, за дверью налетел на Хотёна, выправился, бросился дальше, увидел за углом медленно шедшего Ознобишу.
– Учитель где? А Лихаря видел?..
Ознобиша молча вытянул руку. Он стоял померкший, волосы прилипли на лбу, но Лыкашу было некогда замечать.
Когда Воробыш догнал стеня и вернулся в ремесленную, старших было там уже трое. Сквара не поспевал от них отбиваться, древоделы горестно прижимались в углу. По хоромине, среди любезного ремесленного порядка, точно смерч разгулялся.
Лыкасик снова исчез, сообразив, что Сквару, пожалуй, ещё и от стеня придётся оборонять.
Лихарь не стал проверять, послушают ли его слова. Оплёл кого в лоб, кого в ухо, кого по сусалам. Опёнок, разбитый в юшку, жался к стене. Он почему-то ещё стоял.
– От лени распухли! – рявкнул стень на своих. – Сколько вас, безделюг, на одного дикомыта потребно?
Беримёд, тоже вытиравший красные сопли, отозвался с хмурой дерзостью:
– Каждого бы учитель так холил…
– Опять всех собрал, – сказал с порога Ветер.
Рядом с ним стоял Инберн и досадливо качал головой, оглядывая разгром. Источник тоже огляделся, спросил:
– Чего не поделили?
Беримёд ткнул пальцем:
– Он гусли и бубен сделать хотел. В драку за них полез!
– Лжа, – обиделся Сквара. – Мы чашу делали!
Лыкаш хотел подтвердить, но язык вдруг примёрз к нёбу. Ветер посмотрел на древоделов. Те разом опустили глаза.
– Вон отсюда, – сказал Ветер ябедникам и подошёл к Скваре. – А ты…
Дикомыт разжал кулаки, шмыгнул носом:
– Учитель, воля твоя… мне в холодницу?
– Владычица, дай терпенья! – вздохнул Ветер. Оглянулся на дверь, где переминался едва ли не весь мальчишеский народец. Спросил вдруг: – Нож у тебя?
Сквара с готовностью завернул рукав, показывая берестяные ножны. Ребятня отозвалась ропотом. Про подарок знали не все.
– А в ход не пустил, – сказал Ветер.
Сквара покраснел, переступил с ноги на ногу, опустил голову:
– Так свои вроде… в едином дыму… в одном хлебе…
– Молодец, – кивнул источник. Махнул новым ложкам, чтобы входили, сел на верстак. – Прибирайтесь давайте, смотреть срам. А чтобы не скучно было, вот что послушайте. Жил-был человек, и заболела однажды у него мать… Стало ей на белом свете невмоготу, а сын всё ходит за ней, дурень, всё муки её беспросветные длит…
На удачу мальчишкам, мыльня, устроенная при одном из тёплых ключей, была совсем рядом. Ребята живо натаскали воды, стали мыть заляпанный пол.
– Узнала про то Владычица, – продолжал Ветер. – Смилосердствовалась, отправила за несчастной матерью Смерть. Только человек схитрил: гусли взял, давай играть-веселиться. Глупая Смерть послушала и вернулась, стала каяться Справедливой. Не в тот дом, мол, послали её. Нету под кровом горя, нету болезни…
Сквара, ползая с тряпкой, невольно вспомнил Кербогу. Котляр баял складно, но… всё-таки не как скоморох. Парень изловчился незаметно посмотреть на учителя. Ветер сидел сгорбившись, грустно разглядывал свои руки.
– Тогда Владычица пошла сама, – продолжал он. – И уж Её-то человеку обмануть, конечно, не удалось. Под Её взглядом гусли вспыхнули и сгорели. Всё же дерзкий человек стоял до последнего. Он схватил с дерева лист, сделал дудку, начал свистеть, являя веселье…
Сквара сразу подумал, что за атю с мамой, за бабушку или Светела он не только лист бы свернул – сам вывернулся изнанкой наружу. Ветер вздохнул.
Он молчал так долго, что Сквара отважился подать голос:
– Учитель, воля твоя… Ты ведь у меня кугиклы не отобрал?
Ветер поднял голову:
– Не перебивай, дикомыт, не то я стану думать, будто у вас на Коновом Вене детей вовсе не учат вежество соблюдать… Больную женщину Владычица, конечно, забрала, ибо той поистине довольно было страдать… В наказание за лукавство Она воспретила людям гусельную игру. Однако человек показался Ей смелым… хотя и неразумным. Поэтому если Она временами слышит звуки дудок или кугиклов, то милосердно прощает людям их слабодушие… Что опять уставился, дикомыт?
