Второму ученику хватило сосредоточения миновать юных прелестниц. То есть сначала он раскапустился, как и первый, но вода облила ему пальцы – очнулся. Через великую силу отодрал взгляд от капелек росы на нежных телах. Пошёл дальше.
Он-то ждал, здесь велят толковать и красиво чертить додревние буквицы…
Источница Айге почти не целясь вскинула небольшой самострел. Стрела пошла с жутким воем, от которого подпрыгнули рынды, выметнул руку Болт, а старик Невлин, кажется, прянул вперёд, на защиту царевича. Тупой снаряд разлетелся щепами о стену под потолком… и в тишине стал слышен затихающий дрызг. Это искрошилось по полу упавшее блюдо.
– Готово, – засмеялась Айге.
Ардван подхватил колпак, свалившийся с головы, начал собирать осколки, бросил, стыдливо прыснул за полсть…
После короткого ожидания пустили третьего ученика.
Выкормыш Чёрной Пятери был года на два моложе первых двоих, притом хрупок телом. По мнению Болта, всё вкупе давало ему несправедливое преимущество. Мальчишка прошёл мимо дивных плясуний, даже не покосившись, с отрешённой полуулыбкой. Так вперился в блюдо с водой, словно оно заключало в себе погибель вселенной. Наверное, просто не дорос ещё любоваться на девок, рассудил Болт. Когда паренёк не дрогнул под гудящей стрелой, презрительная уверенность поколебалась.
«Глухой, что ли?..»
Ознобиша тоже загодя боялся, тоже гадал о природе испытания, но на самом деле не ждал ничего, потому что его торили воином, а воин должен быть готов всегда и ко всему.
Источница Айге одобрительно прищурилась, взяла другую стрелу. Длинную, с наконечником, обмотанным паклей. На сей раз она целилась тщательно.
Мальчишка продолжал идти, ровно ступая по узкой доске.
Стрела сорвалась с лонца, окунулась в языки светоча, вспыхнула.
Чиркнула по макушке высокого колпака…
Пакля и шерстяные махры были напитаны одинаковой смесью. Она не столько пламенела, сколько сыпала искрами, дымила и премерзко воняла.
Худенький паренёк продолжал невозмутимо шагать, неся на голове трескучий костёр, а в руках – воду.
Одолев весь забор, он скрылся за полстью. Там протопали поспешные шаги, что-то зашипело – и приглушённо прозвучал мальчишеский голос, полный удивления:
– Ой! Правда горит…
Обратно его, торжествуя, вывели сразу оба наставника. Дыр и Годун шли с таким видом, будто сызмала воспитали сокровище. Ознобиша озирался по сторонам, только теперь как следует замечая шатёр, светочи, охрану, великих гостей. С хозяйского престола, успокаивая ворчащую кошку, смотрел белобрысый ровесник. Круглые щёки, сонные рыбьи глаза…
Ознобиша подошёл. Преклонил колено, как подобало. Царевна знай уточила пояс, потупившись над бёрдом. Густая бисерная сеточка щекотала ей нос. Холостой конец нитей тянулся к ножке стольца.
– Поднимитесь, наставники, – негромко подал голос царевич. – Я ещё не привык, чтобы мне кланялись почтенные мудрецы… – И обратился к Ознобише: – Ты преуспел, друг мой. Остальным свезло меньше. Как тебе удалось?
Он говорил медлительно, словно семь раз отмеряя каждое слово. Зяблик пискнул, кашлянул, ответил взрослым голосом:
– Мне велели донести воду, государь. Я на неё и смотрел.
– Но тебя всячески подпугивали и сбивали, – сказал седовласый вельможа, стоявший у трона. – Другие не справились.
Ознобиша затосковал, не умея объяснить того, что у него само собой получалось. Они бы ещё Сквару взялись пытать, как он песни слагал.
– Не ведаю, государь… Я на воду смотрел…
У царевича дрогнул уголок рта.
– Перед тобой плясали красные девушки, над ухом стрелы жужжали, на голове шапка горела…
Ознобиша окончательно потерялся:
– Не вели казнить, государь… Я на воду смотрел…
Эрелис снял пальцы с пушистой дымчатой спинки. Развязал кошель.
– Зачем же мне рубить яблоньку, от которой можно дождаться зрелого плода? Подойди сюда, не бойся. Дай руку.
Ознобиша послушно вскочил, приблизился к возвышению. Царевич держал серебряный наручень дивной старой работы.
– Рукав заверни, бестолочь, – прошипел сзади Дыр. – Правый!
Зяблик поспешно дёрнул вверх шерстяную тканину. Все уставились на верёвочный плетежок, изрядно засаленный и потёртый.
