– Своего второго добавь.
Обрадованный Бухарка показал язык Шагале с Воробышем, подбежал, встал с выбранцами. Времена, когда его считали не очень-то досужим с копьём, давно миновали. Зря ли стень заставлял подопечных налегать на то, что труднее давалось!
Шагала с надеждой спросил:
– А не управятся выбранники, может, нас позовут?
– Ага, – кивнул Воробыш. – И ещё Ознобишу из Невдахи вернут.
– Его-то на что? – зло буркнул Пороша. – Ему всё нипочём, он родного брата убил!
У оттябеля на груди болтались лохмотья портна, где сгребла и рванула тельницу могучая пятерня. Снесённая кожа кровоточила.
Воробыш миролюбиво пожал плечами:
– Значит, не вернут…
Бухарка собирался идти к жеребьёвщине, как подобало, последним. Хотён против ожидания кивнул ему, уступая черёд. Бухарка жадно схватил древко… Комлик был чист. Гнездарь отступил приунывший. Хотён сделал шаг, протянул руку… вдруг побелел, словно ему кровь отворили, рука замерла… снова повисла, как от удара «костяным пальцем». Он хрипло выговорил:
– Тяни, дикомыт.
Сквара нахмурился, взял палочку. Её конец был вымазан красным. Он ещё плотнее свёл брови. Оглянулся на Ветра. Набрал воздуху в грудь…
Хотён, ставший уже совсем белым, вдруг сорвался с места. Пригнулся, подхватил копьё – и невнятно заорал, бросаясь на смертника. Тот немного опоздал, удивившись, но тоже вскинул железко…
Каким образом у Лихаря в руках оказалась верёвка от свёртка с оружием, никто так и не понял. Но – оказалась. Свившись петлёй, оплела ноги Хотёну. Парень рухнул врастяжку, не добежав до цепного круга, где хохотал, гремел железом Кудаш. Лихарь тотчас накрыл ученика, сгрёб, поднял, потянул в сторону.
Хотён бессильно качался, плакал, с рассаженного лица капала кровь…
Ему обернулись вслед и сразу забыли. Все смотрели на Сквару.
Дикомыт мазнул взглядом по разложенному оружию… Не подошёл. Не стал ничего брать. Того хуже – сплёл на груди руки, глупый строптивец. Не иначе собрался устроить очередное горе учителю!
– Струсил, что ли? – только и придумал спросить Беримёд.
– Не, – мотнул головой Сквара. Повернулся к поленнице, откуда молча смотрел Ветер. Пустил в ход голосину: – Учитель, воля твоя… Скованного не буду!
Оглянулся даже Лихарь.
Ветер положил ногу на ногу… Кивнул.
Пришлось недовольному стеню вновь идти к смертнику, отмыкать цепь от кольца. Сквара ждал.
Воробыш предрёк со знанием дела:
– Топор возьмёт. Дикомыты с топорами горазды.
– В кугиклы просвистит… – зло сплюнул Пороша. Он сидел на корточках, берёг правую руку. – А как тот зажмурится и уши заткнёт, ими же середь лба припечатает!
Шагала смотрел на одного, на другого, снова на Сквару.
– Бейтесь, во имя Владычицы, – сказал Ветер.
Сквара не двинулся с места, даже не разомкнул рук.
Кудаш чуть помедлил.
– А я думал, от камня этого уж и не отойду, – с усмешкой проговорил он затем.
Удобнее перехватил копьё, сделал шаг. Кто стоял ближе – подались прочь. Поединок, выплеснувшийся из цепного круга, грозил пойти неведомыми путями.
– Он, может, это… к Матери хочет? – сказал вдруг Шагала.
На него оглянулись, не поняв. Гнездарёнок смутился:
– Так твердит же, сильно забрали…
Лыкаш сознался потом, что вспомнил Ознобишу. Холодницу… петлю, затянутую на оконной решётке… Пороша – тот утверждал, будто прежде прочих заметил, как смертнику впервые за всё время стало не по себе. Оттого, что не мог разгадать намерений дикомыта. Вот разве думал молодчик его во второй раз шишом в горло достать?..
Сквара стоял к нему левым плечом, словно вправду смерти просил. Смотрел в никуда, рассеянно улыбался… Кудаш пригнулся ещё, бросил себя вперёд, взревел на ходу, готовя удар: отскакивай, нет ли, врёшь, не успеешь! Смести мальчишку, а там…
Он увидел солнце. Оно полыхнуло с ладони метнувшейся руки дикомыта. Ярым блеском прянуло в глаз, залило слепящим светом весь мир. Обречённик умер, сделал ещё шаг и упал в этот свет, не почувствовав, как коснулся земли.
Боевой нож, давний подарок учителя, испил крови. Тёмные струи заливали резьбу на рукояти: волчий зуб и лисий хвост во имя Царицы!
Откуда-то слетело пёрышко, чёрное, с зеленоватым отливом… Покружилось… прилипло…
