«Люди, – сказал он, – устраивают свои жилища поближе к теплу и хорошей охоте. А ещё они умеют обрубать камень…»
«Опять ты за своё».
«Тебе сын Аодх любовь прислал».
Золотинка тяжеловато зашевелилась, села. Её крылья, некогда просторные, стремительные и красивые, жестоко обгорели в Беду. Люди, принявшие Аодха, отогнали смерть от его второй матери. Потом они сплели крепкую сеть и научили других симуранов брать её за углы. Раны зажили, но перепонки больше не могли расправляться. С тех пор не стало бдительней наседки своим и чужим внукам, чем бабушка Золотинка.
Плохо было, по её мнению, то, что сын Рыжик всё время мечтал поселить в пещерах симуранов людей. И симуранов – в людских жилищах. Рыжик закалил себя дальними перелётами, как немногие. Жаль, отказывался понимать, что пути двух племён сойтись никак не могли. Довольно было уже побратимства их семьи с человеческими вожаками.
Щенок, что с него взять.
«Всё ли пригоже у твоего брата? Он взял себе суку?»
«Люди взрослеют иначе, мама. Аодх сейчас ставит на крыло нового малыша своей матери. Ты не поверишь, щенок тоже слышит меня».
«Ты поднимал дитя в небо?»
«Конечно. Он совсем ещё лёгкий. Зато Аодх теперь, наверное, стал тяжелее меня».
«Вот видишь».
«Щенок? – подала голос Лапушка. – Он такой же сын огня, как ты и наш младшенький?»
«Нет. Он похож на второго брата… которого я никак найти не могу».
Рыжик зримо вспомнил малыша Жога, чтобы Лапушка его тоже увидела.
Золотинка спросила:
«Опять искать полетишь?»
«Полечу».
«Старики хотят, чтобы ты повёл стаю…»
«Мой первый долг – брату Аодху».
«Ты давно отдал его».
«Нет, не отдал».
И это тоже была правда, хорошо известная матери. В день Беды она неминуемо канула бы в огонь вслед за Смурохой… если бы не странная сила, источаемая, смешно сказать, напуганным человеческим детищем. Так что кто ещё кого донёс на правый берег Реки – то ли она Аодха, то ли Аодх её.
Всё же Золотинка сказала:
«Снежные овцы уже четыре раза ягнились. Многим кажется, тебе пора бы поверить: кто перестал отзываться, улетел на ту сторону неба».
«А ты бы поверила в гибель отца, если бы не видела сама, как он падал? Бросила бы его искать?»
«Нет. Никогда…»
Лапушка заскулила, придвинулась к старшей, стала бережно вылизывать рубцы на крыле. Сытые малыши взялись теребить отца, но сморились, заснули, один за другим, между тёплыми и надёжными передними лапами. Рыжик трогал их носом, облизывал, неудержимо улыбался. Потом задумался, оставил детей, поднял голову.
«Странно…»
Обе суки молча смотрели на него.
«Та крепость с чёрными стенами. Сколько я пролетал над ней, таясь в облаках… Там есть люди, я знаю. Почему я их не чувствую?»
