— Чего смотришь? Нравится тебе княжна в этой убогой халупе вонючих язычников, да? Нравится?
Бурцев молча отвернулся. Если не подливать масла в огонь, это скоро пройдет. Если не сдержаться и нахамить в ответ — затянется надолго. Проверено!
— Тебе-то что! Сам ведь в рыцари из мужиков выбился. Небось, привычен к такому свинству. И меня приучаешь?
Хрустнули костяшки пальцев. Скрипнули зубы. Несправедливо, блин. И обидно… Отшлепать бы эту дуреху, по примеру пруссаков, учащих своих баб уму-разуму плетью и дрыном. Так ведь нельзя: любовь-с… Рука не поднимется.
Прусский мужик — он-то что… Покупает себе жену, и, раз деньги уплачены, — всю жизнь относится к ней как к вещи и рабыне. Женщине даже не позволяется есть за одним столом с мужчиной. Каждый день она обязана мыть ноги ему и его гостям. А его Аделаида привыкла к более рыцарскому обращению.
Пальцы девушки вдруг коснулись его плеча. Легонько погладили.
— Прости, Вацлав…
Ох, уж эти резкие переходы. Порой ему казалось, будто настроение Аделаиды — самая непостоянная вещь в мире. Но чего там, за то, видать, и полюбилась ему взбалмошная полячка. Ладно, сменила княжна гнев на милость — и то хлеб. Утешениям дан зеленый свет… Теперь можно.
Бурцев сгреб девушку в охапку. Та зарылась лицом в толстую поддоспешную куртку-камбезон, жалобно всхлипнула. Раз, другой, третий…
— Ну, Аделаидка…
— Плохо мне, Вацлав, — причитала она. — До чего же плохо…
Да, хорошего мало. Нервные срывы Аделаиды в последнее время случались все чаще и чаще. Впрочем, от такой жизни и самый толстокожий на стенку полезет. А малопольская княжна — барышня нежная, и девчонка-несмышленыш к тому же. Только-только восемнадцать стукнуло. А до семнадцати, до нашествия татар на Польшу, жила себе в княжьем тереме на всем готовеньком, в окружении внимательной прислуги.
С родней, правда, не повезло бедняжке: отец Лешко Белый предательски убит. Матушка — Грымыслава Луцкая и дядюшка Конрад Мазовецкий — врагу не пожелаешь. Сестра Саломея — на чужбине, замужем за венгерским королевичем. Братишка Болеслав в религию с головой ушел, дал даже на пару с малолетней женой Кунигундой Венгерской обет целомудрия. А двоюродный брат Аделаиды — сын Конрада Мазовецкого и князь Куявии Казимир, которого ей так усердно сватали тевтоны да мазовцы, оказался редкостной скотиной. Впрочем, о мертвых плохо отзываться не принято. А незадачливый куявский женишок мертв: под Легницей пал Казимир, и, между прочим, от его, Василия Бурцева, руки пал. Единственный человек, которому могла доверять и довериться Аделаида, — верный слуга Лешко Белого и опекун княжны краковский воевода Владислав Клеменс. Так ведь тот тоже погиб в стычке с татарами.
Уж не потому ли взбалмошная, привыкшая к роскоши, но при этом одинокая и беззащитная княжна ответила взаимностью случайному спутнику, в котором почувствовала хоть какую-то опору, тепло и заботу. Не сразу, конечно, ответила. Поначалу Бурцеву пришлось здорово помучиться со спесивой девчонкой. Но ничего — как посвятил пан Освальд Добжиньский его в рыцари, так освобожденная из тевтонского плена магнатка сама бросилась на шею. За простолюдина-то благородная Аделаида выходить не желала ни в какую, а вот за опоясанного рыцаря пошла. Не так, видать, это зазорно для знатной дамы.
Он гладил плачущую девушку и вспоминал.
Ну что… Как загородили временными рогатками порушенные ворота Взгужевежи, так сразу же и сыграли свадьбу. Хотя, честно говоря, свадьбой это назвать трудно. Поймали Освальдовы головорезы на дальнем Куявском тракте какого-то убогого странствующего монаха, покрутили перед святым отцом обнаженную сталь. Тот с перепугу и обвенчал молодых. Венчал скоро, на католический манер, даже не удосужившись поинтересоваться вероисповеданием жениха. Но Бурцев не протестовал. Какая, в конце концов, разница. Особой набожностью и религиозностью он не отличался, да и непросто, наверное, в Польше XIII века найти православного священника. Он хотел только одного. Аделаиду хотел, чего уж там. И получил.
Бурцев был счастлив. И Аделаида была счастлива. И все были счастливы. Ох, славные деньки… Неделю гудели в трапезной Освальдового замка. Компания за длинными столами подобралась еще та! Польские полуразбойники-полупартизаны, новгородские дружинники, татарские стрелки и монгольские нукеры, да плюс пруссак дядька Адам, да плюс литвин Збыслав… Все славили молодых так, что захваченные тевтонские кони, коим не нашлось места в конюшнях, шугались на замковом дворе.
