— Ты слышал когда-нибудь о миссионере Войцехе Пражском, коего сторонники римской веры почитают также святым мучеником Адальбертом?
— Нет. А что с этим миссионером?
— Не вняв добрым предупреждениям и потрясая крестом, Войцех вошел в наше святилище.
— И?
— Жрецы-вайделоты убили его. Убили жестоко. Войцеха принесли в жертву в Священном лесу. Сожгли заживо.
Зловещий тон дядьки Адама заставил Бурцева содрогнуться.
Не стоит, пожалуй, рассказывать Аделаиде о зверствах прусских жрецов. Она и так недолюбливает язычников.
«Скажу, что в Священном лесу водится нечисть, — решил Бурцев. — Авось, этого хватит, чтобы отпугнуть княжну от опасных прогулок».
— Но жертва не помогла, — продолжал свой мрачный рассказ прусский лучник. — Оскверненный христианином Войцехом лес перестал быть священным. Потревоженным богам, которым мы поклоняемся испокон веков, пришлось искать себе новое жилище[4]. Так рассказывали старики.
Дядька Адам помолчал. Заглянул в глаза Бурцеву, словно раздумывая, стоит ли доверять собеседнику сокровенную тайну. Потом проговорил — негромко, неохотно:
— Укромные лесные уголки — небесконечны, пан Вацлав. И если каждый раз нога неразумного чужеверца будет топтать Священные чащи, их не останется вовсе. Тогда наши боги окончательно покинут нас. Теперь ты понимаешь, почему мы так усердно оберегаем заветные границы и караем смертью святотатцев?
Бурцев кивнул. Отчего не понять? Старую как мир истину о своем уставе и чужом монастыре он усвоил давно. Но как же тогда…
— И как нам быть, дядька Адам? Впереди тевтоны, справа — болота, слева — заповедный лес. Что же теперь, назад возвращаться?
— Можно вернуться. А можно и здесь выждать. Сейчас в Наревском замке полно немцев, а вокруг разъезды шастают — мышь не проскочит. Но скоро все изменится.
— Что именно?
— Люди Глянды недавно перехватили немецкого гонца и кое-что вызнали. Комтуры и знатные орденские братья собираются в Кульмском замке. Там вот-вот начнутся турниры, на которые приглашены иноземные рыцари.
Турниры? Хм, неплохой способ для ослабевшего ордена привлечь под свои знамена жадных до славы благородных вояк…
— Там же будет провозглашен новый Верховный магистр германского братства Святой Марии, — продолжал лучник.
— Но нам-то с того какая польза, дядька Адам?
— А такая, пан Вацлав… Дороги для немцев здесь небезопасны, значит, местный комтур возьмет с собой большую часть своих рыцарей. В замке останется лишь малый гарнизон, а он воспрепятствовать нам уже не сможет. Стрелами не засыплет, заслон не поставит, погоню не вышлет. Путь через Наревские болота будет свободен. Ну, а до тех пор они, — дядька Адам кивнул на пруссов; мужики из лесной засады уже не выглядели столь воинственно, как прежде: оружие попрятано, в густых бородах появились широкие провалы щербатых улыбок, — до тех пор люди Глянды предлагают нам свое гостеприимство.
— Это хорошая идея?
Лучник пожал плечами:
— Глянде нужен сейчас сильный союзник для охраны поселения от тевтонов. Так что попервоначалу нам помогут и кровом, и пищей. Но при одном условии: вы, чужеверцы, не должны присутствовать на наших Священных обрядах и входить в Священный лес.
— Да ведь тут же кругом леса! Кто ж разберет, где священный, а где обычный?
— Священный лес начинается там — на северном взгорье. Не ошибешься, пан Вацлав, — у его границ стоят две высеченные из камня фигуры. Это Брутен и Видевут — древние и славнейшие вожди моего народа. Герои прошлого защищают заповедный лес от чужих богов, а людей берегут от козней злого лесного духа Курхе. Главное для вас — не заходить за эти камни — тогда беды не стрясется.
— Остаемся, — кивнул Бурцев. Предложение пруссов он принял. А что оставалось?
Не везти же Аделаиду обратно в Взгужевежу под крылышко пана Освальда? Обманывать чаяния соратников, рвущихся на родину, тоже не хотелось. Значит, нужно ждать подходящего момента, а дождавшись, прорываться мимо Наревского замка тевтонов.