Это заявление удивило Аллисон, она немного поколебалась, потом решила не придавать ему значения. Дили, похоже, болтает много всякой ерунды. Билл говорил, что он бывший разнорабочий и сантехник, но о стройке не упоминал. Впрочем, она и так подозревала, что он лжет. Но слова Джин запомнила.
– Кто-нибудь знает, где он проводит ночи? – продолжила она.
Кей снова покраснела и хихикнула.
– Нет, – прощебетала она.
Аллисон краем глаза заметила движение. Она повернулась как раз в тот момент, когда отец Поллак усаживался рядом с ней.
Кей и Джин воспользовались этой возможностью, чтобы улизнуть. Они резко встали и пообещали истратить девять долларов на еду. Аллисон и в голову не приходило, что может быть иначе. Теперь же она засомневалась.
– Как сегодня дела? – спросила она, поворачиваясь к святому отцу.
– Замечательный день, – ответил он со своей постоянной улыбкой. – Нам не всякий день удается дать пропитание нашей плоти, но пищи для души всегда в избытке.
И то хорошо, подумала Аллисон, поражаясь, как ему удается сохранять бодрость духа перед лицом стольких бед и несчастий.
– Я заскочила, чтобы посмотреть, как идут дела, и поговорить еще с кем-нибудь, – сказала она. Даже в таком визвинченном состоянии было невозможно не улыбнуться ему в ответ. – Мне бы хотелось еще разок зайти, если вы не возражаете. Я не могу каждый раз приносить бутерброды, но, может быть, я могу еще чем-нибудь помочь?
– Мы не отказываемся ни от какой помощи. Если даже у тебя нечем поделиться, кроме твоей чудесной улыбки, мы тебе всегда будем рады. – Аллисон почувствовала вину, ведь она пришла сюда из низменных мотивов. – Если ты отдать частичку своей души и одновременно чему-то научишься у нас и напишешь свой репортаж, мы все не останемся в накладе, – продолжил отец Поллак, будто прочтя ее мысли.
Вполне разумно. Ей хотелось думать, что это разумно.
– Расскажите мне о себе, – попросила она, испытывая искреннее любопытство. Он, может, и слегка ненормальный, но искренности ему не занимать. Он верил в то, что делал и что говорил. – Где вы были раньше и как оказались здесь?
Он сложил большие руки и поднял глаза к заляпанному потолку.
– Я был в Эдеме и пережил Армагеддон. Пришел сюда, потому что меня призвали, потому что я здесь нужен.
Точно, слегка не в своем уме.
– А что вы знаете о Билле, приятеле Дили? Улыбка святого отца слегка затуманилась.
– Он пришел издалека. – Он оторвался от созерцания потолка и честными глазами взглянул на нее. Слишком честными. Билл вызывал и его подозрения. – Он заботится о Дили, – заметил Поллак. – Дили страдает, хотя он сам навлек на себя эти страдания. Душа его жаждет, но тело слабое.
– Билл знал кого-нибудь из убитых людей?
– Никто не живет только в себе. В этом мире всегда надо искать родственную душу. Мы все – одно целое, так что должны воссоединяться с нашими братьями и сестрами, чтобы это целое было единым и прочным.
Не увиливает ли священник от ответа?
– Как это понять, «да» или «нет»? Святой отец поднял лохматые брови.
– Дитя мое, в душе мы все знаем друг друга.
Ей становилось все яснее, почему до сих пор никто не сделал подробного репортажа. Уж очень трудно пробиться внутрь. И все же, когда час спустя Аллисон уходила из приюта, она ощущала, что добилась некоторого успеха, во всяком случае стала почти своим человеком в мире бездомных. Она получила возможность собрать материал о Билле, или об убийце, или о том и другом. И снова ей пришла в голову мысль, что он может быть убийцей. Это бы многое объясняло.
Нет, немыслимо! Он слишком добр и мягок. Но она хорошо помнила твердые мускулы, так удивившие ее, когда она схватила его за руку. Да нет же! Он мог, но не делал этого.
Залезая в машину, она вспомнила пальце-дробильное рукопожатие гигантской Джин. При таком росте и силе она не менее подходящий кандидат в убийцы, чем Билл. Определенно стоит здесь покопаться.
Всю дорогу до дома Аллисон Брэд чертыхался. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы отправился домой, или к родителям, или же напился бы – все что угодно, только не это. Но если бы у него здравый смысл имелся, он вообще не вылез бы со своим обещанием вернуться и снять этот проклятый ковер. Да, он начисто одурел и сам навязался!
