Пока Савельевъ убѣждалъ товарищей, Наташа захлебывалась слезами, закрывъ руками лицо. При послѣднихъ же словахъ Савельева открылось ей новое горе, она вскочила съ мѣста точно ужаленная. Но тотъ замѣтилъ ея движеніе и обратился къ ней съ горькой улыбкой:
— Да Наташа! Да мой чистый невинный другъ, вѣдь по совѣсти могу тебя такъ назвать передъ Богомъ и людьми: я бѣглый каторжникъ! Прости, что я скрылъ отъ тебя эту роковую тайну: Я не хотѣлъ тебѣ создавать новыхъ и напрасныхъ слезъ. Но успокойся, видишь это собраніе благороднѣйшихъ сыновъ отечества, оно не стыдится бѣглаго каторжника-дезертира. Предсѣдатель собранія Достоевскій всталъ и, подойдя къ солдату, съ жаромъ пожалъ его руку ободряя. Нѣтъ Савельевъ нѣтъ! Быть можетъ такая же судьба ожидаетъ насъ всѣхъ! Ты пострадалъ за родину, и родина должна быть тебѣ благодарна. У меня есть семейство, жена, и двое дѣтей, потому твоя любимица можетъ поселиться у меня, пока ея судьба не улучшится или пока моя не станетъ хуже! Эти послѣднія слова онъ сказалъ тихо и взволнованнымъ голосомъ.
Наташа бросила на него взглядъ полной благодарности и хотѣла ужь встать, чтобы его поблагодарить, какъ сидѣвшій рядомъ съ ней князь Одоевскій остановилъ ее.
— Наташа, перебилъ онъ, я бы тоже могъ предложить вамъ пріютъ у себя, но я одинокъ и знаю, со словъ моего друга Савельева, что вы не согласитесь воспользоваться гостепріимствомъ холостяка. Съ тѣхъ поръ, какъ я услыхалъ объ васъ, я много думалъ, чѣмъ бы могъ я вамъ быть полезнымъ, и защитить отъ преслѣдованія. Вамъ необходимъ письменный видъ — отпускная, явленная крѣпостнымъ порядкомъ. Я васъ выдамъ за свою крѣпостную, которую якобы отпускаю на волю, это вѣдь возможно на святой Руси. Богъ проститъ мнѣ этотъ подлогъ, я хотѣлъ бы только возстановить несправедливость судьбы въ вашемъ положеніи.
Савельевъ, все еще державшій руку Достоевскаго, привлекъ его къ Одоевскому и въ порывѣ благодарности заключилъ обоихъ въ свои объятья. Вдругъ раздалось около дверей троекратное карканье ворона.
— Скорѣй, тушите свѣчи! крикнулъ Михайловъ. Въ одно мгновеніе всѣ свѣчи погасили. Ужъ раздавались шаги про тротуару, кто-то стучалъ въ калитку, подпертую коломъ. — Молодцемъ каркалъ! замѣтилъ Юркевичъ шопотомъ юношѣ, почти ребенку, бывшему на часахъ. Въ это время собравшіеся раздвинули бочки, ящики и удалились изъ погреба черезъ другой выходъ.
Долго стучали въ калитку солдаты, наконецъ одинъ изъ нихъ перелезъ черезъ заборъ и отперъ ее. Въ сущности съ этого слѣдовало бы начать, если хотѣли захватить кого нибудь въ расплохъ. Вѣроятно читатель удивляется, почему обходные поступили такъ, будто бы желая стукомъ предупредить о своемъ пришествіи. Увы! въ этомъ ничего нѣтъ страннаго; дѣйствительно они этого желали. Князь Орловъ шефъ жандармовъ, далъ приказъ приставу Выборгской части арестовать подозрительныхъ людей, собирающихся по ночамъ въ такъ называемомъ «нечистомъ домѣ». Приставъ, предполагая, что дѣло идетъ о его обыкновенныхъ кліентахъ, честныхъ разбойникахъ и ворахъ, акуратно платящихъ ему контрибуцію, нашелъ лучшимъ, предупредить о своемъ приближеніи. Поступая такимъ образомъ, онъ исполнялъ приказъ начальства, котораго ослушаться было немыслимо, и въ то же время сохранялъ свои доходы. Въ виду этихъ соображеній, онъ самолично отправился съ солдатами, умышленно забывъ оцѣпить домъ. Простучавши не мало времени, онъ тогда только рѣшился войдти во дворъ, когда былъ убѣжденъ, что подозрительныя существа, должны были уже удалиться. — Между тѣмъ заговорщики поднялись въ домъ по внутренней лѣстницѣ и легко достигли улицы черезъ окна. Пока они по одиночкѣ выскакивали изъ оконъ, солдаты съ фонарями осторожно пробирались во дворъ. Вдругъ въ погребѣ раздалось карканье ворона, такой же крикъ повторился на улицѣ. Солдаты опѣшили и остановились.
— Впередъ, ребята, впередъ, они тутъ, крикнулъ приставъ, они непремѣнно тутъ, мы ихъ захватимъ!
— Да гдѣ же? спросили солдаты.
— Гдѣ?! впередъ, дурачье!
Отрядъ сталъ осторожно подвигаться. Вдругъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ послышался заунывный крикъ совы. Господи! заступись и сохрани! прошептали крестясь суевѣрные солдаты!
