Я повернулась к Салли и бросила ему свои ключи.
— Иди открывай машину.
Я сдернула Клариссу со стола, натянула на нее трусы, юбку, шлепанцы, перекинула через плечо и потащила ее, орущую и барахтающуюся, к машине, где на водительском сиденье уже сидел Салли, побелевшими руками вцепившись в руль.
В больнице долго ждать не пришлось. Из палаты, куда унесли Клариссу, вышла врачиха и, участливо коснувшись наших рук, сообщила:
— Мне очень жаль, но, похоже, у вашей подруги эритематозная волчанка. Сыпь, воспалившиеся суставы, температура, психоз — все признаки заболевания налицо. Еще две недели, и у нее отказал бы весь организм. Почки поражены и оболочка легких. И мозг.
Бедный Салли вжался в стул и обхватил голову руками.
— Волчанка? — произнес он. — Так это ж хорошо, правда? Это ж не какая-то ужасная болезнь. Не СПИД там и ничего такое. Это ж лечится, правда?
— Это не лечится, — объявила докторша. — Это аутоиммунное заболевание. Но при помощи стероидов, антипсихотиков и антидепрессантов, а возможно, еще какого-то усиленного лечения, о котором мы поговорим позднее, ваша подруга сможет вести полноценную здоровую жизнь. Правда, о работе пока и говорить нечего — ей нужен приблизительно год полного покоя. Я намерена назначить ей клиническое лечение моноклональными антителами. Удовольствие дорогое, но идеально подходящее для данного случая.
— Это невозможно, — возразил Салли. — Она журналистка, она не может бросить работу!
— Не то что возможно, а абсолютно необходимо! — отрезала докторша. — А теперь, извините, мне нужно идти. — И она засеменила прочь.
Согнувшись, Салли зажал голову меж колен и тяжело дышал. На спине его по рубашке расползались огромные пятна пота.
— Все в порядке, Салли. Ты иди, если тебе надо. Я останусь, — сказала я.
Он отер пот с лица.
— Нет, не только ты ее друг.
— Знаю. — Я стиснула его руку и почувствовала между нами какой-то холодок.
Проснувшись на следующий день, Кларисса была в ярости («Где это я, черт возьми?!» — орала она), и, кроме меня, некому было сообщить ей о ее болезни. Салли уехал домой собрать в больницу Клариссе что-нибудь из вещей, а я за это время умудрилась охмурить какого-то молоденького практиканта, тот дал мне ненадолго свой ноутбук, и я села поискать в Интернете что-нибудь про эту болезнь.
Я объяснила Клариссе, что многие спокойно живут с волчанкой долгие годы, что название болезнь получила из-за сыпи на лице — дескать, в старину такая красная распухшая физиономия напоминала лекарям волчью морду, a lupus по-латыни — «волк». Такое же название носит еще созвездие и какая-то пресноводная рыба — кажется, из рода щук. В Оксфордском словаре я нашла ссылку на первое упоминание о болезни в «Ланфран хирург», датируемое примерно 1400 годом, и с дурным чосеровским прононсом зачитала Клариссе: «Summen clepen it cancrum, e summen lupum».
— To есть волчанка — это не рак, и она лечится, — перевела я.
— A-а, то есть жить все-таки можно, — мрачно отозвалась Кларисса, совсем какая-то щупленькая под простыней, с волосами, разметавшимися по подушке. — Ура, волчанка! Будем радоваться.
Я перечислила ей, что она должна чувствовать (боль в суставах, разбитость), и обрисовала лечение, поспешив утешить, что волчанкой болели такие известные люди, как Фланнери О’Коннор и даже, кажется, Джек Лондон, на что Кларисса отреагировала с иронией.
— Хорошая у меня компания, — оживилась она.
Я добавила, что заболевание это наследственное, и поинтересовалась, не умирал ли кто-нибудь у них в семье преждевременно.
— То есть кроме моих родителей, преждевременно свалившихся с обрыва в норвежском фьорде? Нет, никто… Хотя нет, няня… Она умерла в сорок лет.
Я удивленно посмотрела на Клариссу, и она пояснила:
— У нее тоже была сыпь и болели суставы.
Я сообщила ей, теперь уже перепуганной, что ей не разрешат вернуться к работе, пока она не выздоровеет. Спорить она не стала только потому, что была очень слаба. Она лежала с закрытыми глазами, и я, приняв ее за спящую, удалилась.
В больнице она провела месяц, пока не выгнали инфекцию из почек и мозга и не устранили плеврит. К встрече подруги я подготовилась — расставила по квартире вазы с люпинами (мрачная шутка), — и она хохотала до слез, увидев цветы. Мы долго смотрели фильмы по телевизору, потом она повернулась ко мне и сказала, что знает, что мне нужно собираться в экспедицию, чтобы я не переживала из-за нее, потому что она все равно хочет спать, да и Салли в любом случае придет уже через час.
