Кто-то нерешительно потянул его за рукав рубашки. Косин с раздражением обернулся. На него жалобно смотрели выцветшие старческие глаза. Пестрый оранжевый шарфик, кокетливо завязанный вокруг морщинистой шеи, красная юбка и зеленая кофта, свободно болтающиеся на высушенном годами тщедушном тельце очередной попрошайки окончательно вывели Косина из себя: Мадам, идите от меня прочь! Я по пятницам не подаю!
— Вы меня неправильно поняли, молодой человек. Я не клянчу милостыню. А приглашаю посетить домашний музей живописи моего покойного мужа — потомственного дворянина Флерова Петра Андреевича. И при том, учтите, совершенно бесплатно.
Обиженно трясущиеся губы женщины вызвали невольное сочувствие: «А почему бы и не сходить в гости к этой нелепо разодетой Шапокляк. Хоть какое-то развлечение будет». Внезапно откуда-то из глубин сознания всплыло предчувствие опасности и чей-то настойчивый голос принялся внушать ему: откажись, не ходи — быть беде.
И это окончательно разозлило, не терпящего непрошеных советов Косина: «Вот еще, чепуха! Не хватало ещё испугаться дышащей на ладан древней старушенции, густо намалевавшей губы яркой красной помадой».
Косин решительно тряхнул длинными волосами. Хорошо, согласен. А далеко ли идти?
Часто нарывающаяся на отказ Флерова обрадованно захлопала в ладоши:
— Ах какой вы молодец! Уважили старуху. Это здесь рядом. Пойдемте, получите удовольствие.
Едва поспевая за неожиданно проворно шагающей старухой, Косин не мог избавиться от чувства все нарастающей тревоги: «И зачем я тащусь неизвестно куда и зачем? Не такой уж я любитель живописи. Но не поворачивать же с полпути из-за какого-то необъяснимого страха. А что если там в квартире меня ждет засада? Какая же глупость лезет в голову! Да и поворачивать назад поздно: мы уже входим в подъезд. Будь, что будет».
Поднявшись на лифте, старушка достала из сумочки маленький ключик и вставила его в английский замок, свободно болтающийся в рассохшейся и потрескавшейся от времени двери. Косин еле удержался, чтобы не присвистнуть от удивления: «Это древнее чудо-юдо совсем не заботится о сохранности своего жилища. Вскрыть простенький замок или выбить одним ударом дверь не потребует много усилий. Хотя любительская пачкотня покойного хозяина вряд ли заинтересует воров. А вдруг это все-таки ловушка? Надо держаться настороже!»
И, готовясь к отражению нападения Косин поудобнее перехватил за горлышко недопитую бутылку с пивом. Зайдя в квартиру, он настороженно заглянул в комнаты и убедившись, что в квартире кроме него и старухи никого нет, немного успокоился: «Я зря беспокоился: эта странная старуха действительно, зазывает желающих посмотреть картины её покойного мужа. Все стены увешаны. Как же их здесь много! Если старуха начнет рассказывать о каждой из них, то быстро отсюда не уйдешь. Хоть мне спешить особенно некуда».
Косин вполуха слушал объяснения старухи о фантазиях её мужа, рисовавшего красные кроны сосен, коричневые воды рек, синие пшеничные поля. Эти нелепые пейзажи наводили на него тоску. Лишь упоминание о том, что часть работ Флеров рисовал ещё юношей в собственном поместье пробудило его интерес.
— Подождите, я что-то не пойму, сколько же вам лет? Более ста, что ли?
Обнажив беззубый рот, старуха кокетливо рассмеялась: Ну что вы, мне всего только 80 лет. В 1940 году перед самой войной я двадцатилетняя девчонка дала согласие выйти замуж за известного ученого Флерова. Он родился в 1897 году и ему тогда было сорок три года. Разница в возрасте существенная, но я была очарована этим умнейшим образованным человеком с изысканными манерами потомственного аристократа. И поверьте никогда не пожалела об этом! Вплоть до его смерти в 1971 году я продолжала относиться к мужу заботливо с почтением. Когда он скончался, я едва перевалила через полувековой юбилей и ещё была полна сил и желаний. Но осталась верна его памяти. По крайней мере замуж официально больше не выходила.
И старуха залилась хрипловатым надтреснутым смехом, кокетливо подернув плечиками.
«Этому Флерову явно приходилось смотреть сквозь пальцы на проказы молодой жены. А может быть профессор ушел с головой в науку и малевал картины, избегая от жестокой реальности. Хотя какое мне дело до личной жизни этих птеродактилей из доисторической эпохи?»
