Влияло и то, что сотрудники годами жили за границей. Когда приезжаешь на девять месяцев между двумя поездками, не успеваешь въехать в эту нашу жизнь. А когда уже возвращались из-за границы, начинали с трудом вживаться в действительность, видели, что у нас делалось... Мы приехали (в ГДР, - С.А.) из России, где очереди и дефицит, а там всего было много. Я килограммов двенадцать и прибавил. Стал весить восемьдесят пять. (С. А. - ?) Сейчас семьдесят пять. Честно скажу... В ГДР мы регулярно ездили в маленький городишко Радеберг, а там был один из лучших пивных заводов в Восточной Германии...
Так вот, мы-то, молодые, общались со старшими товарищами. Я говорю сейчас не о стариках, помнивших еще сталинские времена, а о людях с опытом работы, скажем так. А это уже было совсем другое поколение, с другими взглядами, оценками, настроениями. Их мнение шло вразрез с общепринятыми, устоявшимися шаблонами.
С. А. то есть, ничего особенного в том, что Вы оказались в одной кампании с Сабчаком Вы не видите.
В. В. - оставим почившего без комментариев.
С.А. - злые языки говорят, что вы не любите обсуждать людей, с которыми работаете. Что могли бы сказать о здравствующем Борисе Николаевиче, например...
В.В. - Особенно близких отношений с Борисом Николаевичем не было, просто хорошие рабочие отношения. Он относится ко мне очень по-доброму, и я ему за это благодарен. Я с ним практически не встречался в быту и в теннис я не играю.
Мы сейчас с ним чаще общаемся, чем до отставки. Тогда мне и в голову не приходило, что... я мог снять трубку, и звонил пару раз, но по рабочим вопросам. Сейчас - другие отношения. Я могу просто позвонить, поговорить.
Не так давно заехал по делам, а Борис Николаевич говорит: "Оставайтесь у нас ужинать. Будем есть суши". Он, оказывается, один раз попробовал суши в ресторане, и ему понравилось. И вот жена и дочки решили устроить для Бориса Николаевича такой японский ужин дома. Я, конечно, остался. Потом мы еще долго сидели, пили пиво, разговаривали.
До его отставки я и домой к Ельцину приезжал только с деловыми вопросами, с бумагами. Больше того, я могу сказать, что когда он начал со мной обсуждать вопрос об отставке, я только тогда впервые почувствовал в нем душевность определенную, понял, что он чувствует.
С. А. - этакий херувим, дедушка божий одуванчик?
В. В. - а вы хотите, чтобы я дал оценку его роли в истории?
С.А. - понимаю, роль личности в истории оценивается только по прошествии многих лет. Это как у Карамзина, ни с того ни с сего остановился на "русской смуте", не характеризуя известных современников. Поговорим о другой личности, имею ввиду Чубайса, он не столь масштабная фигура и принципы Карамзина можно отставить в сторону.
В. В. - когда я пришел работать к Собчаку, Чубайс был зампредом исполкома Ленсовета. Непосредственно с Чубайсом у меня никогда дел не было. Я с ним близко не общался. Кстати говоря, я ваучер потерял сначала, потом нашел и что-то купил на него, какую-то глупость. Когда где-то за год до приватизации я с Василием Леонтьевым, лауреатом Нобелевской премии, разговаривал на эту тему, он мне сказал: "Да раздайте вы кому угодно эту собственность, все равно через два-три года вся она неминуемо окажется в нужных руках. Хоть бесплатно раздайте". Вот Чубайс и раздал. Я думаю, что у него был именно такой подход, хотя, конечно, надо об этом самого Чубайса спросить. Я не знаю, неизбежно это или нет. Важно, чтобы собственность оказалась у эффективного собственника.
Когда он пришел работать в администрацию Президента, первым делом ликвидировал должность, которая предназначалась именно мне. Не обиделся. Я знаю его технократический подход к решению проблем. Он решил, что такая структура не соответствует задачам, которые стоят перед администрацией. Это не из области интриг (С. А., - ?). Он человек, который руководствуется не сантиментами. Я не могу, конечно, сказать, что очень обрадовался тогда этому, но у меня не было никаких подозрений в его адрес и даже, если честно сказать, обиды не было особой.
Более или менее регулярного общения с Чубайсом никогда не было.
