В слободе цесаревна предпочла обратиться к гренадерам, а не к мушкетерам. Не хотелось никого обижать из рядовых шестнадцати мушкетерских рот (в полку помимо первой других гренадерских рот нет). Ей для успешного захвата дворца требовался компактный отряд в двести – триста человек. Звать за собой всех, то есть плохо управляемую пятитысячную толпу, во избежание разных эксцессов, нежелательных для имиджа третьей российской императрицы, не стоило. Собравшихся в одной из просторных комнат счастливчиков принцесса воспламенила короткой, яркой и хорошо, до мелочей просчитанной патетической сценой. Для начала она напомнила солдатам о батюшке, воскликнув: «Знаете ли вы, чья я дочь?»
Ответ вполне предсказуем: «Знаем, матушка!» Тогда долгожданная гостья спросила: «Хотите следовать за мной?» Реакция сотен мужчин, сочувствующих дочери великого Петра, естественна: пойти за ней и убить любого, кто поднимет на нее руку, готов каждый. Вроде бы пора кидать боевой призыв: ребята, за мной! Но, не будем забывать, Елизавете нужен бескровный переворот, и гренадеры должны вести себя подобающим образом. Молодая женщина достигает цели ловким маневром. Взбудораженных, разгоряченных гвардейцев убеждают умерить пыл и обойтись без жестоких расправ. Кому-то по сердцу мягкость цесаревны. А кто-то очень недоволен тем, что запрещено поддеть какого-нибудь супостата на штык или отколошматить его от души прикладом ружья да кулаками. И тогда, чтобы приободрить разочарованных и укрепить общее единство, дщерь Петрова венчает ночной митинг эффектным финалом. Встав на колени и держа в руках крест, цесаревна торжественно произносит: «Я клянусь [перед] этим крестом умереть за вас! Клянетесь ли вы сделать то же самое за меня?»
Если тень сомнения в твердости характера августейшей покровительницы и зародилась у кого-то перед тем, то внезапный энергичный порыв ее мгновенно рассеял>{103}. Гренадеры все как один склонили колени и присягнули на верность своей государыне. Теперь роту можно было выводить за пределы казарм. Елизавета Петровна сама возглавила колонну. Бесспорно, любой офицер почел бы за честь самостоятельно исполнить тщательно спланированную акцию. Однако у дочери царя-реформатора имелись резоны для личного участия в шествии отряда по городским улицам и нападении на Зимний дворец: ту, которая собственным примером увлекает людей на подвиг, труднее свергнуть с престола, чем особу, обязанную воцарением иному лицу. Кандидату в преемники придется убедить потенциальных преторианцев из числа гвардейцев в том, что он не менее храбр, чем легендарная цесаревна, а значит, поступить аналогично.
Шел второй час ночи. Преображенцы быстро выдвинулись к Невской прешпективе (принцесса ехала в санях) и повернули направо. За Гостиным двором и Казанским собором сформировали специальные группы, которые сразу же командировали по адресам – брать под стражу приверженцев брауншвейгской четы, в первую очередь вице-канцлера Головкина, генерал-адмирала Остермана, президента Коммерц-коллегии барона Менгдена, обер-гофмаршала Левенвольде. Миних также подлежал аресту. У домов Неймана и Наумова наполовину поредевшая рота сделала поворот на Большую Луговую улицу и спустя две-три минуты оказалась у крыльца царского жилища. Вероятно, Рудаков уже стоял здесь, дабы повелеть часовым распахнуть двери и впустить внутрь коллег из первого петровского полка. Генеральные перемещения преображенцев по дворцу наверняка происходили в присутствии офицера-семеновца, и подчиненные капитан-поручика с ведома разводящего без колебаний сдавали посты заполонившим апартаменты гренадерам.
Потом, когда соратники Елизаветы ознакомят с официальной версией исторического события дипкорпус и ряд знатных иностранцев, гостивших в Петербурге (среди прочих и Шетарди, и Людвига-Эрнста Брауншвейгского, брата Антона-Ульриха), начальника дворцового караула зачислят в разряд неблагонадежных и не нарушивших присягу низложенному государю. Между тем пока галантный маркиз и Мартин Хенехен, секретарь очутившегося под домашним арестом Людвига-Эрнста, писали в реляции и дневнике о самоотверженности капитана, не покорившегося грубой силе
