Первым смирился с поражением и согласился с ультиматумом Толстого фельдмаршал Репнин. Вторым белый флаг выкинул Головкин. Далее пошла цепная реакция безоговорочных капитуляций. Когда все сторонники великого князя одобрили кандидатуру Екатерины, председательствующий Ф. М. Апраксин подозвал А. В. Макарова и чисто формально поинтересовался у него, не оставил ли покойный император письменного завещания. Кабинет-секретарь официально успокоил уважаемое собрание: никакого завещания нет. Тогда генерал-адмирал привстал и от имени всех высших чинов империи подвел черту под двухчасовой дискуссией: «В силу коронования царицы и присяги принесенной ей всеми сословиями империи Сенат провозглашает ее законной государыней, императрицею всея России, самодержавной и неограниченной властительницею, как царь, супруг ея».
Для порядка Макаров огласил тексты закона о престолонаследии 1722 года и упомянутой Апраксиным присяги. Затем во время короткого перерыва сенатские чиновники подготовили проект манифеста: «Ведомо да будет всем, что по воле всемогущего Господа Бога… Петр Великий… чрез двенадцатидневную жестокую болезнь от сего временного жития в вечное блаженство отъиде. А о наследствии престола Российского не токмо единым Его Императорского Величества… манифестом февраля 5 дня прошлого 1722 года в народ объявлено, но и присягою подтвердили все чины государства Российского, дабы быть наследником тому, кто по воле императорской будет избран. А понеже в 1724 году удостоил короною и помазанием любезнейшую свою супругу… императрицу Екатерину Алексеевну за ея к Российскому государству мужественные труды, как о том объявлено в народе печатным указом прошлого 1723 года ноября 15 числа: того для Святейший Синод и Высокоправительствующий Сенат и генералитет согласно приказали: во всенародное известие объявить печатными листами, дабы все, как духовного, так воинского и гражданского всякого чина и достоинства люди о том ведали и ей всепресветлейшей… императрице Екатерине Алексеевне… верно служили».
Документ подписали все, после чего предводительствуемые генералом-адмиралом участники заседания зашагали к Конторке царя, где императрица оплакивала мужа. Стрелки на циферблате показывали восемь часов утра 28 января 1725 года>{15}.
* * *
Екатерина встретила депутацию в смежном с Конторкой покое в окружении М. Д. Олсуфьева и А. Л. Нарышкина. Вельможи выразили царице соболезнование, после чего Апраксин, преклонив вместе со всеми колена, протянул ей единогласно одобренный манифест и произнес клятву верности новой государыне. Потом императрица пожаловала вельмож – и друзей, и противников – к руке. Короткая церемония «инаугурации» завершилась под громовое: «Да здравствует наша императрица Екатерина Алексеевна!»
Затем А. И. Ушаков помчался в казармы Преображенского полка, И. М. Лихарев (тоже дежурный майор) – на квартиры Семеновского полка, чтобы известить солдат и обер-офицеров о кончине царя и восшествии на трон его супруги. И. И. Дмитриева-Мамонова в тот же день командировали в Москву, приводить к присяге жителей Белокаменной. А Бассевич в это время рассказывал иноземным послам Мардефельду, Вестфалену, Цедеркрейцу и Кампредону подробности исторического заседания Сената.
Екатерина по заслугам наградила каждого из тех, кто способствовал ее триумфу. Ушаков и Юсупов пополнили ряды сенаторов. Ягужинский и Головкин сохранили за собой прежние посты и прямой доступ к монархине. Заметно укрепились позиции герцога Голштинского и правой руки немецкого князя – незаменимого Бассевича. Сильно вырос кредит Меншикова. Однако не до той степени, какая наблюдалась в молодые годы Петра Великого. Третья строчка в перечне наиболее влиятельных лиц – максимальный результат, превзойти который светлейший князь имел мало шансов. Его потеснил П. А. Толстой, сблизившийся с императрицей в период распоряжения коронационными торжествами 1724 года. Авторитет тайного советника после событий 26-28 января достиг недосягаемых для других высот. Императрица отныне всегда совещалась с ним и почти ничего не скрывала от него. Мнение графа для нее звучало, как истина в предпоследней инстанции.
