Тайны древних русов - страница 22

Шрифт
Интервал

стр.

У кельтов есть легенды о «стране блаженных» — Аваллоне. Для греков, как мы знаем, Аполлон тоже выходец из страны особого народа — Аполлонии. Память о предках, о прародине? Аваллония кельтов — одно из наиболее архаических воспоминаний-легенд. Ирландское «абал», как и валлийское «афал», означает «яблоко». А сама страна — «яблочный остров», где обитают бессмертные, в основном почему-то женщины. Может быть, так трансформируются воспоминания о материнском крове, материнской земле. Гадать не будем.

Мы всё время скользим рядом с чем-то нужным нам, но никак не можем уцепиться хотя бы за краешек — всё настолько зыбко и призрачно, что рассыпается в руках. И всё же мы видим, тут есть нечто. Но кельты — народ в индоевропейской семье настолько своеобычный и неповторимый, что, если к ним и попадало что-то — образы, мотивы, теснимы, всё менялось до полнейшей неузнаваемости, даже вынесенное из общих глубин родства у них оказывалось настолько трансформировавшимся, что и концов не отыщешь. И всё же…

В «Похищении быка из Куальгне» Кухулин описывается основательно. Есть, скажем, такие строки:

Во глубине его грозных очей
Сверкают семь драгоценных камней…
Когда над колесницей боевой
Вздымает он лик искажённый свой.

Достаточно грозное, гневливое божество. Похоже на то, что описывает Гомер и приводим мы в эпитете к этой главе, взятом из «Илиады». Грозный бог! Гневный бог! Описание того, как Кухулин вводит себя в ярость перед сражением с четырьмя войсками Ирландии, впечатляет и превосходит гомеровское — когда Аполлон в гневе бросается на помощь избранникам.

Многое есть в кельтской саге. Нам надо запомнить, что практически все страсти крутятся вокруг быков, коров и вообще стад — похищают ли их, охраняют, всё одно. Этот «коровий» мотив очень важен для нас, и мы будем к нему постоянно возвращаться.

Сейчас же заметим, что воины-кельты были собирателями престижных трофеев — человеческих голов, черепов; исследователи допускают и распространение среди них людоедства. Но главное — черепа.

— Вижу безумца страшный улов:
на подушках колесницы девять голов!

Так повествует сага. Помимо всевозможных прочих украшений Кухулин носил на себе связки черепов. Что поделать, таковы были вкусы. И нам это на руку.

Совершим небольшой экскурс во времена очень отдалённые. По мнению ряда учёных, ещё задолго до отпочкования индоевропейской общности от чего-то более ёмкого в этническом плане, от какой-то предыдущей общности, существовала ностратическая языковая семья, включавшая в себя индоевропейскую группу или её эмбрион.

Ностратическая, то есть «наша», включала также семито-хамитскую, уральскую, алтайскую и другие семьи или группы языков. По части терминологии, как и по самой проблеме, пока общего и единого мнения достичь не удалось. Иногда эта языковая совокупность называется надсемьёй.

Мы не будем вдаваться в тонкости. Нам важно, что, реконструировав этот праязык, лингвисты установили: понятие «череп» на нём звучало как «к'ап'А». Не правда ли, кое о чём говорящее звучание?

Имея такой «корешок», мы можем смелее нащупать его побеги в индоевропейских языках. Латинское «капут» — голова, череп. А французское «купель» — чаша, купель. Это тот же округлый свод, сферическая полость. Тут же и — вспомним Аполло-Кополо — удвоение сонанты, ведь во французском «купель» пишется с двумя «л». Ну и, разумеется, «купол» — неважно какой, неба, храма или же отражённого в жаргонах «купола-кумпола» — человеческой головы. Мы приближаемся к глубинному значению первослова, основы многих поздних образований. Именно сфера, именно свод, заключающий в себе нечто — пусть то мозг или мир земной. Здесь сходились представления о едином строении человека и мира.

И по всей видимости, одним из первоначальных значений теонима Кополо было очень ёмкое понятие и о небесной сфере, наполненной светом, и о черепной коробке, под которой для каждого человека, включая и сказителей, мечтателей самого далёкого прошлого, будто под небесным сводом, заключался целый мир. Звучит несколько идеалистично. Но человек не всегда был материалистом, да и ныне не везде им стал. Для него по-прежнему весь мир прежде всего заключается в нём самом, весь удерживается под его «куполом-сводом», ибо при отсутствии такового пропадает и всё остальное — пусть только для него, не для всех. Но для него и этого достаточно.


стр.

Похожие книги