«Не заметил бы», — подумал Григорий и тоже ускорил шаг. Миновали привокзальную площадь, курзал, спуск к пятачку. Справа осталось здание лечебных ванн. Виктор Иванович торопливо шел в сторону центрального входа в парк. Под белой колоннадой прятались от дождя отдыхающие. Курортники с интересом смотрели на бурный поток воды, несущийся по руслу обычно тихой сонной Ольховки. Видно, в горах прошел ливень.
Сосед нигде не задерживался. Пробравшись сквозь толпу, вошел в парк и направился к нарзанной галерее. Здесь тоже было много людей. Они толпились у книжных киосков, рассматривали выставку картин.
Виктор Иванович вошел в помещение, откинул капюшон, снял плащ, аккуратно стряхнул его, чтобы не забрызгать соседей, свернул, взял на руку. Огляделся, подошел к огромному, со стеклянным колпаком, нарзанному коптажу. Настенные электрические часы показывали без двадцати десять. Виктор Иванович всматривался в лица столпившихся у коптажа людей, будто искал кого-то.
Теплов проскользнул метрах в двух от него, сел на скамейку за газетным лотком. «Я же раньше ушел, в случае — обнаружит, скажу, зашел выпить нарзана».
Около коптажа, как всегда, толпа. Люди с любопытством смотрели через стеклянный купол, как под ним в довольно большом бассейне «кипел» источник. В одной группе обращал на себя внимание высокий худощавый старик. Он громко кому-то доказывал, что «лет сорок назад, действительно, кипел этот источник. Сейчас что, — старик махнул рукой, — видно, устала жила».
Повернулся, увидел Виктора Ивановича и поспешно отошел в сторону.
Затем старик подошел к нему, вымученно улыбнулся, что-то сказал, нерешительно протянул руку. Постояли, цепко вглядываясь друг в друга, отошли в сторону, снова постояли и рука об руку, будто старые знакомые, вышли из галереи. Дождь перестал и только с веток, потревоженных птицами, падали капли. Сквозь редкие тучи пробивалось солнце, щедро разбросавшее по парку краски золотой осени. Старик и сосед Теплова по палате пошли по аллее в глубину парка, в сторону «стеклянной струи».
Теплов не упускал их из виду. Даже незаметно удалось щелкнуть несколько раз затвором фотоаппарата.
Первые самостоятельные решения и действия всегда вызывают рой сомнений. К тому же, в ушах сейчас звучали напутственные слова отца: «Учти, в нашей работе жестокой ценой расплачивались за неосторожность. Противник хитер!».
Аллеи парка заполнились отдыхающими. Солнышко ласково обогревало землю, освещало разноцветную листву деревьев.
Свернув с главной аллеи, встретившиеся дошли до теннисного корта. Долго сидели на влажной от дождя скамейке. Потом встали, попрощались. Сосед пошел к нарзанной галерее, а старик, пройдя по парку до «стеклянной струи», поднялся по ступеням к санаторию «Узбекистан».
Григорий, примкнув к группе отдыхающих, последовал за стариком. Миновали подъем и аллею, ведущую к новому корпусу, и вышли на улицу. Позади остались памятник художнику Ярошенко, скверик. Старик вышел на улицу и решительно зашагал, как человек, хорошо знающий город.
Лейтенант Теплов проводил его до улицы Дарьяльской, видел, как тот вошел во двор.
«Кто этот старик? Кто здесь живет?» — думал Григорий, возвращаясь к нарзанной галерее. Увидел соседа по палате, сидящего на скамейке у главного входа в парк. Григорий не знал, заметил тот его или нет. Будто прогуливаясь, продолжал идти. В круглой каменной нише-стене установлен барельеф поэта. Под ним строки:
«Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз,
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ».
— Виктор Иванович? — окликнул Теплов. задумавшегося соседа. Тот медленно поднял голову.
— Садись, Гриша, а у меня голова что-то разболелась, видно, от резкой перемены погоды. Час назад был дождь, а сейчас припекает солнце. — Вздохнул и продолжал, будто отвечая на какой-то свой и себе заданный вопрос:
— Жизнь человека — сложная штука… Ты, Гриша, извини, пожалуйста, сиди отдыхай, а я пойду «домой», полежу, — вздохнул, поднялся, медленно зашагал по аллее.
Толпа в нарзанной галерее поредела. Даже у коптажа не было того оживления, что полчаса назад.
