Я не могла припомнить, чтобы когда-либо смеялась с Фрэнком Уайаттом, и мне пришло в голову, что жизнь без смеха еще хуже, чем жизнь без книг.
Внезапно я почувствовала, как Уолтер держит мою руку между своих ладоней, чтобы успокоить меня. Я даже не заметила, как это произошло. В тот момент это казалось таким естественным.
– Вы помните день нашей первой встречи, Бэтси? Помните строку из Торо, которую вы процитировали, о воплощении мечты? Я только что понял: я ведь не спросил вас, что же это за мечта.
– Обещаете, что не будете смеяться?
Он задумался, затем улыбнулся:
– Нет, не могу пообещать. А вдруг вы скажете, что мечтаете стать заклинателем змей или капитаном дальнего плавания? Простите, но в таком случае мне придется засмеяться!
Я знала, что могу доверить Уолтеру свои секреты, поэтому улыбнулась в ответ и сообщила:
– Я хочу писать книги. Именно этим я занималась в день нашей встречи. И еще я мечтала стать известным репортером, как Нелли Блай!
– Я с ней знаком.
– Да вы что?!
– Да. Однажды в Нью-Йорке мы вместе обедали. Мой отец – друг ее начальника, Джозефа Пулитцера.
– Какая она?
– На самом деле… она очень похожа на вас, – тихо ответил Уолтер. – Разве что с вами легче разговаривать, вы более вдумчивы и более внятно и грамотно излагаете мысли.
Я посмотрела в сторону. Уолтер потянул меня за руку, пока я снова не взглянула на него.
– Правда, Бэтси, я с удовольствием поговорю с мистером Пулитцером, если хотите. И помогу вам найти квартиру в Нью-Йорке.
Какое это было искушение! Боже, какое искушение! Но я знала – это невозможно.
– Не могу, – грустно ответила я. – Мой отец все поставил на этот брак.
Уолтер на мгновение закрыл глаза и кивнул.
– Понимаю. Правда, понимаю. Помните, мой отец – Говард Ноулз Гибсон?
– Да…
Наши глаза встретились, и я спросила:
– А какие у вас мечты, Уолтер?
Он улыбнулся своей немного кривой улыбкой.
– Стать заклинателем змей или капитаном дальнего плавания… – Уолтер снова улыбнулся и покачал головой. – Не знаю. Сколько я себя помню, отец всегда говорил мне, кем я стану: я его наследник и однажды займу его место. Я как мог старался этого избежать. Дело не в работе, которую мне пришлось бы выполнять, а в условностях. Экстравагантный образ жизни, определенное социальное окружение, политические игры и грязные сделки… Возможно, я не знаю, чего хочу, но мне точно известно, чего я не хочу. – Он вздохнул и покачал головой. – После окончания учебы я умолял отца дать мне два месяца отсрочки на путешествия, прежде чем я займу свое место в компании. С неохотой он согласился, и я сбежал на три года. Я исследовал мир: джунгли Борнео, Берег Слоновой Кости в Африке, влажные тропические леса Бразилии… даже собирался мыть золото на Аляске. В один миг я хотел вместить всю жизнь.
– Все, что есть у меня, – это два месяца.
Уолтер выпустил мою руку и пролистал книгу, которую читал до моего прихода, в поисках нужной строки. Я увидела название: «Уолден, или Жизнь в лесу».
– Послушайте вот это, Бэтси. Торо пишет: «Пусть каждый займется своим делом и постарается быть тем, кем он рожден быть. К чему это отчаянное стремление преуспеть, и притом в таких отчаянных предприятиях? Если человек не шагает в ногу со своими спутниками, может быть, это оттого, что ему слышны звуки иного марша? Пусть же он шагает под ту музыку, какая ему слышится, хотя бы и замедленную, хотя бы и отдаленную».
Я наблюдала, как на пруду в закатной дымке дикая утка ловит рыбу. Внезапно она нырнула, ее голова исчезла под водой, а перья хвоста указывали прямо в вечереющее небо.
– Не думаю, что кто-нибудь из нас еще услышит собственную музыку, – сказала я наконец.
– Да, наверное, – вздохнул Уолтер. – Но у нас по-прежнему есть возможность выбора. Однажды и у вас, и у меня появятся дети. Мы позволим им шагать под звуки собственного марша.
Тем вечером я записала в дневник слова Уолтера, чтобы никогда их не забывать. Затем я закрыла тетрадь и убрала ее подальше в комод. Я была совершенно уверена в том, что это последние из написанных мною слов.
