Тайная жизнь шедевров: реальные истории картин и их создателей - страница 7

Пропаганда присутствовала практически везде. Можно вспомнить рекомендации Николая I, которые самодержец дал Пушкину после того, как прочел «Бориса Годунова». В первоначальном варианте народ ликовал, когда на престол всходил Лжедмитрий. Такого царская цензура позволить не могла, формула единства царя, народа и веры нарушалась. Поэтому солнцу русской поэзии и пришлось переписать окончание. Тогда и появилось «народ безмолвствует». Что, к слову, оказалось удачнее как с идеологической, так и с художественной точки зрения.

Новой политической повестке следовал в своих произведениях и Карл Брюллов. Аллегорические изображения России и христианской веры запечатлены, например, на полотне «Последний день Помпеи». В левом нижнем углу картины виден священник с крестом на груди (крест, к слову, в те времена — а извержение Везувия, уничтожившее Помпеи, случилось в 79 году нашей эры — не был еще символом христианства) и женщину, обнимающую двух девочек. Глядя на платье женщины, мы видим известный триколор — белый, синий, красный. Это цвета Флага царя Московского, утвержденного еще в 1693 году. Сохранился даже оригинал, он выставлен сегодня в Центральном военно-морском музее в Санкт-Петербурге. Так формула «Православие. Самодержавие. Народность» добралась и до истории Древнего Рима.

Талантливые деятели культуры были просто необходимы государству, поэтому нет ничего удивительного в том, что молодому Константину Флавицкому оплатили занятия в школе рисования. Правда, дальше действовать пришлось самому. В 1850 году он поступил в Академию художеств, где его учителем стал Федор Бруни. Однако у самого Флавицкого был другой кумир.

Он хотел стать вторым Карлом Брюлловым. И в этом тоже нет ничего странного. Живописец был обласкан вниманием богатейших людей Российской империи, его картины покупали за огромные деньги, он путешествовал по всему миру и умер в 1852 году в Италии. Русскому искусству был нужен новый Брюллов. Им и захотел стать Константин Флавицкий.

Во всех его ранних работах четко прослеживается связь с творчеством кумира. За картину «Суд Соломона» художник получил Малую золотую медаль в 1854 году, а уже через два года за полотно «Дети Иакова» ему была присуждена Большая золотая медаль Академии, что позволило Флавицкому отправиться в творческое путешествие в Италию.

Казалось, что в 1856 году художник стал еще ближе к славе своего кумира. Он отправился в первую заграничную поездку, в ходе которой посетил Берлин, Дрезден, а потом и Рим. В вечном городе он познакомился с молодым Николаем Ге и начал работу над своей большой картиной.

Ему не было еще и тридцати, впереди его ждал триумф. Так, наверное, думал Флавицкий, когда начал работу над «Христианскими мучениками на арене Колизея», своим ответом на «Последний день Помпеи» Брюллова.

Полотно получалось отлично, ничуть не хуже, чем творение кумира. Но тут незаметно из-за кулис на сцену снова выходит главная героиня жизни художника — болезнь. У Флавицкого появились странные ощущения: он стал быстрее уставать, иногда знобило или ломило кости. Ничего серьезного, просто переутомление, думал, возможно, живописец. Главное было закончить работу. Приехать на родину с шедевром и показать его публике.

Но с того момента, когда в России увидели «Последний день Помпеи», прошло уже почти тридцать лет. За это время сменилась власть, изменились вкусы публики, и «Христианские мученики на арене Колизея» ни на кого не произвели впечатления.

Владимир Стасов впоследствии писал: «Кому угодно действовать в старобрюлловском роде (все-таки еще у нас не сошедшем окончательно со сцены), поди и учись перед огневой разудалой картиной г. Флавицкого „Христианские мученики в Колизее“. Г-н Флавицкий довольно удачно повторил и обычную радужность Брюллова, и театральные его выражения, и мелодраматическую шумиху, и отсутствие всякого настоящего чувства