А нужно было много. Еще в 1943-м Курчатов и Первухин доложили правительству о необходимости срочно организовать геологическую разведку и добычу урана в большом количестве. Было принято решение о поиске в стране новых его месторождений. Дело это поручалось Наркомату цветной металлургии.
Было подсчитано, что для работы первого небольшого экспериментального реактора потребуется 45 тонн чистого урана и около 500 тонн чистейшего графита. Такого количества материалов в готовом виде не было. Предстояло налаживать их производство. И не только получать необходимый металлический уран из руды, но и разработать технологию очистки его от примесей, контроля чистоты урана и графита на особом, невиданном до того уровне.
При этом урана требовалось гораздо больше, чем добывалось его в отдельных, еще довоенных, допотопных рудниках. И тут великую службу сослужили фундаментальные идеи В. И. Вернадского о роли радиоактивности в развитии планетной системы, в том числе Земли, о геологии урана. Этой стороной проекта занимались сам В. И. Вернадский, его ученики академики А. П. Виноградов и В. Г. Хлопин, директор радиевого института. Вскоре они и А. А. Бочвар получили металлургический уран из руды. И эта технология тоже была освоена производством.
Надо еще было иметь сверхчистый графит — в тысячу раз чище, чем в СССР его тогда имели. Не было даже методов измерения такой степени чистоты. Их разработали тогда же.
Трудно разворачивались эти работы. Найденный уран залегал в труднодоступных горных районах — практически никаких подъездов и дорог. С гор по тропам спускались вереницы ишаков с огромными сумками через спины наперевес, а в них добытая урановая руда. Пригодна ли она для дела — никто не знал. И тем не менее задача добычи урана в необходимых количествах, а затем и разработки технологии получения как чистого урана, так и сверхчистого графита была решена менее чем за год.
Решающим для Курчатова и лаборатории стал 1946 год — время осуществления цепной ядерной реакции на уран-графитовом экспериментальном реакторе, который начали возводить на территории лаборатории еще весной. Строительство реактора Курчатов как главный экспериментатор в физических исследованиях возглавлял сам.
Курчатов, экспериментируя, делает далеко идущие прогнозы, дает задания на проектирование объектов атомной промышленности, организует подготовку кадров, способствует строительству новых центров и городов. Сотни физиков и химиков, металловедов и металлургов, геологов и технологов работают, не считаясь с затратами времени и сил, без элементарных удобств, оторванные от дома и даже не имеющие права сообщить близким, где именно они и что делают. Работы идут широким фронтом одновременно по многим направлениям, с огромным риском, когда, например, после эксперимента с микроскопическим количеством плутония принимается порой решение и разворачивается промышленная технология с миллиардными затратами. Темпы и напряженность всех работ — на пределе человеческих возможностей. Соратники Курчатова вспоминают: «Это была работа без выходных дней, с короткими перерывами, отведенными для сна. Бывали случаи, когда при обсуждении кто-нибудь засыпал за столом, тогда остальные переходили в другую комнату, чтобы дать отдохнуть товарищу…»
По мере получения материалов для первого реактора на территории Лаборатории № 2 в армейской палатке, не дожидаясь окончания постройки здания, собирали уран-графитовые призмы, на которых проводили эксперименты, искали оптимальные параметры реактора. А в уже построенном здании было положено пять, одна за другой, кладок реактора. Эти работы, а затем и пуск первого реактора Курчатов как ведущий физик-экспериментатор вел сам, а остальные — теоретики, физики, инженеры и рабочие — помогали ему. И однажды во время очередной уран-графитовой кладки один из рабочих спросил Курчатова: зачем ему, руководителю огромного государственного проекта, браться за эту черную работу? Игорь Васильевич на это ответил: «Всякую черную работу надо делать тщательно, ибо от того, как она сделана, зависит успех общего дела» {16}.
