– Цинковая коробка? Это сколько же будет патронов? – поинтересовался я.
– Укупорка патронов производилась в картонные пачки: три обоймы по пять патронов в каждой. Двадцать пачек укладывались в цинковую коробку и запаивались. Таким образом, в цинке было триста патронов. Кстати, две цинковые коробки укладывались в деревянный ящик. Именно такой ящик и получил оружейник от «черных копателей». Один цинк он вскрыл и продавал патроны обоймами. Клиент, купивший «брамит», отстрелял десяток патронов, после чего выразил желание купить целый цинк. Сверил маркировку отстрелянных патронов с маркировкой на цинке и заплатил.
– То есть он поменял резиновые прокладки в «брамите» на новые и стал использовать глушитель с мосинской винтовкой? – подытожил Тавров вопросом объяснения Анкудинова.
– Нет, прокладки поменял сам оружейник: ему очень хотелось посмотреть, как работает «брамит» с винтовкой Мосина. У нас многие до сих пор не верят, что на «трехлинейке» вообще можно применять глушитель. Вырубил из подходящего по толщине листа резины ИРП прокладки, сделал в них разрезы и вставил в «брамит».
– Ну и как? Сработало? – с нетерпением спросил я.
– Утверждает, что вместо выстрела слышно было только шипение газов. Достаточно громкое и довольно длительное, но всего лишь шипение. Для медленного выпуска газов из глушителя в его корпусе были просверлены два небольших отверстия. И еще интересно: по утверждению оружейника, такой глушитель выдерживал не менее пяти выстрелов без существенного снижения эффекта глушения. Ну а дальше, естественно, уже не выдерживала резина прокладок. Но их поменять несложно: корпус глушителя легко разбирается.
– Очень похоже, что пристреливший бандитов на квартире Липатова снайпер использовал винтовку Мосина с восстановленным «брамитом», – уверенно заявил Тавров. – И тогда понятно, почему никто не слышал звука выстрела: его просто не было. А кто обратит внимание на шипение, даже если и услышит его? Спасибо, дружище, ты помог нам.
– Погоди, я еще самого главного не сказал, – остановил его Анкудинов. – Те пули, из тысяча девятьсот девяносто пятого года, выпущены из того же оружия, что и недавно присланные мне на экспертизу. Улавливаете? Возможно, что киллер, убивший Буратино и Крокодила Гену, спустя шестнадцать лет застрелил еще двух бандитов.
– Советуешь поискать следы в уголовном мире? – понимающе кивнул Тавров.
– Да, уж больно почерк похож: уверенность в старом оружии, старых боеприпасах и в своей безнаказанности. Очень наглый тип! Между прочим, следователь считает, что это он позвонил в милицию и сообщил о перестрелке в квартире: звонок поступил из телефона-автомата в двух кварталах от дома. И еще: вот на всякий случай данные по патронам. Тогда, как и сейчас, гильз обнаружить не удалось, но они из одного ящика с патронами, которые тогда отстреливал сам оружейник. От них гильзы обнаружить удалось в подпольном тире оружейника. Вот так выглядит маркировка на донышке гильзы: вверху выбиты цифры «пятьсот сорок три», внизу – «сорок два». Означает: Казанский патронный завод, тысяча девятьсот сорок второй год. Кстати, донышко гильзы тоже целиком в зеленой краске, как и пуля. Если найдете у кого-нибудь гильзы или патроны с такой маркировкой, то будьте уверены: с вероятностью девяносто девять процентов это тот, кто вам нужен.
Мы уже начали прощаться с Анкудиновым, но он вдруг с досадой хлопнул себя по лбу ладонью:
– Елки зеленые! Чуть не забыл.
Он достал из планшета файлик с машинописными листами и протянул Таврову:
– Это материалы по оружию, найденному у вдовы генерала Гущина. Я отксерил документы из архива, может, они вам пригодятся.
Тавров поблагодарил Анкудинова и передал файлик мне:
– Слава, посмотри на досуге. Вдруг найдешь зацепки. Лады?
Я кивнул в знак согласия и забрал файлик. Сквозь позрачную пленку я увидел, что первый лист из документов был, видимо, заявлением вдовы о желании передать органам внутренних дел коллекцию огнестрельного оружия покойного мужа. Вначале шли паспортные данные: «Я, Гущина (Липатова) Ольга Владимировна, тысяча девятьсот пятнадцатого года рождения, уроженка города Москвы, пенсионерка, проживаю…»
