— Знаешь что? — говорит Митрич. — Давай на север свернём?
— А мне всё едино.
— Ну, тогда веди.
Сашок мнётся, будто раздумывая. Учитель видит — просто не знает его Великий Брат, куда идти надо, где север.
— Это проще простого, — мягко говорит старик. — Вот погляди на эту сосну. Видишь, у неё с одного боку сколько лишайников? А вон неподалеку — большой камень, одна сторона мхом поросла. Лишайники да мхи на северной стороне погуще. Это все знают.
Теперь взгляни на одинокую сосенку. Приметил? Много у этого деревца секретов. Шапка с одной стороны — густая, ветки — подлиннее. Это — южная сторона. Тут света больше — и сильнее с этого края деревце.
— Хорошо как здесь! — радостно жмурится Сашок. — Давайте посидим, Митрич.
— Давай.
Сашок быстро плюхается на траву и ждёт, когда сядет старик.
— Если срезать это деревце, — указывает учитель на одинокую сосенку, — тоже узнаешь, где север, где юг. На срезе кольца видны. Они и возраст деревца указывают: проживёт год — образуется кольцо, ещё год — ещё кольцо. Двадцать колец на пеньке — значит двадцать лет деревцу.
Только не о том сейчас речь. Если посмотреть получше на срез, то увидишь — не ровные эти кольца. С одной стороны они толще и подальше от сердцевины. Это и есть юг. А на северной стороне — тоньше и к серёдке ближе.
Митрич кидает взгляд на небо и продолжает:
— Понятно, не в каменном веке живём. Посмотрел на компас: вот — юг, вот — север. Только не всегда компас есть. Без него тоже умей не теряться. Видал, сколько способов разных есть? И то не о всех я рассказал. Хочешь о других послушать?
Сашок молча кивает головой.
— Скажем, в степи ты. Ни деревьев, ни камней больших. Тогда как? В ясные дни просто по солнышку узнать. В полдень стоит оно прямо на юге. Зимой рождается на юго-востоке, а садится на юго-западе.
— А если солнышка нету?
— По ветерку узнать можно. Зимой он нечасто у нас за день меняется. И если вышел ты, скажем, на север и дует позёмка тебе в спину — так и шагай, чтоб ветер подталкивал.
Старик несколько минут молча лежит на спине и вдруг замечает сороку, примостившуюся к вершине сосны.
— Погляди на птицу. Откуда ветер дует? — спрашивает он Сашка.
Не дождавшись ответа, старик улыбается:
— С севера дует: птица на север головой сидит. Если боком сядет, растреплет ей ветер перья. Неудобно, холодно.
Митрич взглядывает на Сашка и, видя, что он слушает с охотой, продолжает:
— Шёл ты, шёл и в лес забрёл. А ветер отстал. Ткнулся он в деревья — нет ходу. Как узнать, — куда дует? И тут не безвыходно: погляди наверх, найди облака — куда бегут?
Митрич перезаряжает трубочку и пытливо смотрит на Сашка:
— Ты спросить хочешь?
— А если ветер дул да и кончился?
— Тогда снежные надувы ищи, деревья осмотри: где снегу больше?
— Интересно с вами, — просто говорит Сашок. — Очень вы ко всему приглядчивый. И оттого знаете всё. А я так совсем ничего не знаю. Дурачина я, видать, Митрич.
Старик пристально смотрит на Сашка, смущённо подергивает себя за бородку:
— Вовсе и не дурачина. Ты ещё маленький, Сашок. Ты только ещё по жизни начальный шаг сделал. И не то страшно должно быть иному, что мало знает, а то страшно, что знать не хочет. Много горя и тьмы на земле от равнодушия. Это знаешь что? Это — если ватой уши заткнуть, а на глаза рыбьи пузыри надеть. Не видит человек и не слышит ничего толком. И все цветы и песни, вся любовь и радость, все мысли земные — все это ртом такой человек пробует: кушается иль нет? Жизнь для него вся — пирог и постель. Зачем же человеком тогда величаться и жить зачем, Сашок?
Сашку не все ясно, но он чувствует, что старик разговаривает с ним взросло и прямо, и благодарно взглядывает на него.
— Я на все буду глядеть и все слушать, Митрич.
— Ну, вот и ладно, — поднимается старик, — пойдём еще погуляем, Романыч.
Они медленно идут по полянкам, останавливаются у замшелых сосен, молча стоят у свежеспиленных пеньков.
— В лесу на каждом шагу загадка — только разгадывай, — говорит Митрич. — Видишь, ёлка и сосна рядом стоят. У сосны — иголки, и у ёлки — иголки. Похоже, сестры родные. Сёстры-то сестры, да только совсем разные они!
