— Теперь я буду судить вас, — сказал он. — Вы коварно обхитрили меня. В то время, как вы были со мной наверху вполне откровенны — я мог бы поклясться в вашей искренности, — в кармане у вас скрывалась семейная тайна Гельвигов. Что я должен думать о вас, Фея? Вы можете загладить этот отвратительный поступок только тем, что откровенно ответите на все мои вопросы!
— Я скажу все, что могу, но потом я убедительно стану просить вас отдать мне книгу!
— Неужели моя гордая, упрямая, непреклонная Фея может так мило просить? Вы, значит, проникли сегодня в мансарду только для того, чтобы взять эту книгу?
— Да!
— Какой же дорогой? Я нашел все двери запертыми.
— Я прошла по крыше, — ответила Фелисита нерешительно.
— То есть через чердак?
Девушка покраснела: хотя он и не подозревал, что она могла совершить низкий поступок, но все-таки она поступила нехорошо, проникнув в его комнаты.
— Нет, — сказала она подавленно, — через чердак дороги нет. Я вылезла из окна и прошла по крыше.
— При этой ужасной буре! — воскликнул он, побледнев. — Фелисита, вы просто невозможны...
— Мне не оставалось иного выбора, — ответила, горько усмехнувшись, молодая девушка.
— Но почему вы так хотели взять эту книгу?
— Я считала своим священным долгом исполнить завещание тети Кордулы. Она сказала мне, что маленький серый ящик — его содержание я не знала — должен умереть раньше нее. Смерть застала ее врасплох, и я была твердо убеждена, что ящик не успели уничтожить. Кроме того, он стоял в потайном отделении, в котором лежало серебро, и я не могла указать на него из страха, что книга попадет в посторонние руки.
— И все-таки этот героический поступок оказался напрасным: книга все-таки попала в «посторонние» руки.
— О нет, вы отдадите ее мне, — сказала девушка.
— Фелисита, — произнес он строго и повелительно, — ответьте мне теперь правдиво на два вопроса: знаете ли вы содержание этой книги?
— Знаю отчасти, с сегодняшнего дня.
— Компрометирует ли оно вашего старого друга?
Она нерешительно замолчала. Может быть, при утвердительном ответе он отдаст ей книгу, но тогда она опозорила бы память тети Кордулы и подтвердила бы слухи о ее виновности.
— Недостойно выдумывать отговорки, как бы благородны ни были ваши намерения, — прервал профессор ее минутное молчание. — Скажите просто: да или нет?
— Нет.
— Я знал это, — пробормотал он. — Будьте же благоразумны и покоритесь неизбежному. Я прочитаю эту книгу.
Девушка смертельно побледнела, но просить снова не решилась.
— Читайте, если ваша честь может примириться с подобным поступком, —сказала она. —Вы налагаете руку на тайну, которую не должны узнать. В тот момент, когда вы откроете книгу, вы уничтожите весь смысл ужасной жертвы, стоившей целой жизни!
— Вы храбро сражаетесь, Фелисита, — ответил профессор спокойно. — Если бы не последние слова той женщины, — он указал в направлении, в котором исчезла советница, — которые она бросила мне в бешенстве, то я бы отдал вам вашу книгу, не заглядывая в нее. Но теперь я хочу, я должен знать о позоре, пятнающем мое имя. И если бедная отшельница была в силах сберечь эту тайну от чужих глаз, то я найду силы перенести ее. Я вдвойне обязан узнать об этом. Линия Гельвигов на Рейне, по-видимому, также знает эту тайну... Хотя вы упрямо молчите и отводите взгляд, я все же ясно вижу по вашему лицу, что мое предположение справедливо. Кузина, без сомнения, знала об этом позоре и ужаснулась, прочитав о нем в книге... Утешьтесь, Фея, — продолжал он мягко. — Я не могу поступить иначе. Я не изменил бы этого решения даже и в том случае, если бы вы согласились взамен стать моей женой!
— Я не могу успокоиться, так как своей неосторожностью доставляю вам несчастье, — сказала печально Фелисита.
— Вы успокоитесь, — ответил серьезно профессор, — когда поймете, что ваша любовь поможет перенести всякое горе, которое жизнь пошлет мне...
Он пожал ее маленькую холодную руку и направился в свою комнату.