— Вот где сидит наша Фея, — сказал он. — Слушай, дрянная девчонка, где ты пропадала все это время?
— В зеленой комнате, — ответила девочка.
— Попробуй только войти туда еще раз! — пригрозил он. — Там тебе не место, так сказала мама... Что ты пишешь?
— Урок, заданный господином Рихтером.
— Господином Рихтером? — повторил Натанаэль и быстрым движением стер все написанное. — Так ты воображаешь, что мама будет платить за твои уроки? Она сказала, что всему этому пришел конец. Ты можешь вернуться туда, откуда пришла, а потом ты станешь тем, чем была твоя мать, и с тобой сделают то же самое, что и с ней! — Он сделал жест, будто стреляет.
Девочка смотрела на него, широко раскрыв глаза. Он говорил о ее мамочке, чего никогда не случалось прежде, и то, что он сказал, было так непонятно.
— Ты ничего не знаешь о моей маме, — сказала она дрожащим голосом.
— Гораздо больше, чем ты! — возразил мальчик и, немного помолчав, добавил коварно: — Ты ведь даже не знаешь, кто были твои родители?
Девочка покачала головкой, испуганно и умоляюще посмотрев на Натанаэля. Она слишком хорошо знала его, чтобы не понимать, что сейчас он скажет что-нибудь плохое.
— Они были комедиантами! — крикнул мальчик. — Такими же, каких мы видели на ярмарке. Они кувыркаются, делают фокусы, а потом ходят с тарелкой и просят милостыню!
Аспидная доска полетела на пол и разбилась вдребезги. Фелисита вскочила и как безумная бросилась мимо озадаченного мальчика на кухню.
— Он ведь лжет, он лжет, Фридерика? — лепетала она, хватая за руку кухарку.
— Он преувеличивает, — ответила Фридерика. Взволнованный вид ребенка тронул даже ее черствое сердце. — Милостыню они не просили, но комедиантами они были, это верно...
— И делали очень нехорошие фокусы! — закончил Натанаэль, подходя к плите и заглядывая Фелисите в лицо: она ведь еще не плакала. — Твоя мать никогда не попадет на небо!
— Она еще не умерла! — воскликнула Фелисита. Ее бледные губки лихорадочно дрожали, а рука судорожно сжимала платье кухарки.
— Ну конечно давно умерла... Покойный папа только не рассказывал об этом... Солдаты застрелили ее в зале ратуши, во время неудачного фокуса.
Измученный ребенок вскрикнул: Фридерика подтвердила последние слова Натанаэля кивком головы. Значит, он не солгал.
В это время вернулся Генрих. Натанаэль мгновенно исчез, как только на пороге появилась широкоплечая фигура дворника... У кухарки тоже заговорила совесть, и она усердно занялась чем-то около плиты.
Фелисита не кричала больше. Она прижалась лбом к стене и горько всхлипывала.
Генрих слышал пронзительный крик ребенка, видел, как Натанаэль исчез за дверью, и сразу понял, что произошло что-то нехорошее. Не говоря ни слова, он повернул к себе девочку и заглянул в ее личико. Увидев Генриха, Фея снова громко заплакала и сказала: «Они застрелили мою бедную мамочку, мою милую, добрую маму!»
Широкое добродушное лицо Генриха побледнело от гнева. Он пробормотал какое-то бранное слово.
— Кто же сказал тебе это? — спросил он, угрожающе посмотрев на Фридерику.
Девочка молчала, а кухарка принялась рассказывать о происшедшем, стараясь не смотреть на Генриха.
— Я тоже думаю, что Натанаэлю не следовало говорить ей об этом сегодня, — закончила она наконец, — но все равно, завтра или послезавтра госпожа с ней поговорит и безо всякой жалости. В этом можешь быть уверен.
Генрих отвел Фелиситу в людскую, сел рядом с ней на скамейку и постарался успокоить ее. Он осторожно рассказал ей о страшном происшествии в зале ратуши и утешил девочку тем, что, конечно, ее мама, про которую и тогда уже говорили, что она похожа на ангела, теперь на небе и каждую минуту может видеть свою маленькую Фею. Потом он нежно погладил ее по головке.
