В Индии немало племен, разоренных и уничтоженных капиталистической стихией, в водоворот которой они попали. Разрозненные и разобщенные, выброшенные на панели городов, они восприняли пороки современного мира. Стараясь удержаться и выжить в этом незнакомом и чужом мире, они становятся ворами, нищими, пополняют собой армию городского плебса. Эта страшная судьба пока не постигла тода.
Они стараются держаться подальше от города, от его клоак и соблазнов. Родовая солидарность и взаимопомощь сохраняют им их человеческое достоинство, не позволяют гибнуть тем, кто сам не может противостоять жизненным невзгодам. Среди тода вы не найдете ни одного нищего. Никто из них не стоит с протянутой рукой на утакамандском рынке. Племя этого не допустит.
Но вряд ли можно утверждать, что тода полностью свободны от разлагающего влияния окружающего их мира наживы и эксплуатации. Его тлетворное дыхание постепенно заражает племя. Склонность к спиртным напиткам, привитая тода еще англичанами, дает себя знать с каждым годом все больше и больше. Время от времени пьяных тода на улицах Ути забирает полиция (в Нилгири сухой закон) и сажает в камеры городской тюрьмы. Деньги, которые получают тода от продажи молока, нередко пропиваются. В пьяном состоянии тода может, подражая местному жителю, попросить у чужого «бакшиш». Потом он повторяет это уже в трезвом виде. «Бакшишников» в племени пока единицы. Но чем ближе манд к городу, тем больше возможности встретить такого тода. Просить «бакшиш» — определенная ступень падения, отступление от племенной традиции, ее нарушение. Отступник старается защитить и оправдать себя. И тогда приобретаются качества, несвойственные тода. Качества, культивируемые утакамандским рынком, — дерзость, нахальство, известный цинизм. Не ищите в глазах «бакшишника» дружелюбия, доброты и искренности. Вы их там не найдете.
Появились тода, которые научились копить деньги и не так легко с ними расстаются, как другие. Их немного. Пока единицы, но тенденция уже существует. Некоторые из них начинают подражать местным торговцам и предпринимателям. В доме такого тода вы найдете многое из того, что не имеет отношения к традиционному укладу жизни. На стенах висят семейные фотографии и тамильские кинозвезды, тщательно вырезанные из какого-нибудь иллюстрированного издания. Рядом с глиняной суфой стоит стул и колченогий стол. На столе дешевый радиоприемник. Он не действует, потому что в мандах тода нет электричества. Но приемник — своеобразный символ зажиточности и предприимчивости его хозяина. Предприимчивость может быть разная. Тода, например, не сдает свое картофельное поле в аренду, а нанимает для его обработки кули. Можно использовать соплеменника для ухода за буйволами или для доставки молока на рынок. Так делает Кагудан из Уддакораиманда. Шестнадцатилетнего тода, который пасет его буйволов, он кормит. Самый предприимчивый среди тода — Нальгинар из Бедукалманда. На картофельном поле он решил культивировать чай. «Плантация» небольшая, всего два с половиной акра. Но она ставит Нальгинара в глазах его соплеменников в один ряд с европейскими плантаторами. Нальгинар пока единственный «плантатор» среди тода.
К этой же группе принадлежат и те, кто в какой-то мере связаны с местной администрацией и занимают лидирующие позиции в племени. Например, Пеликен — президент Прогрессивного союза тода Нилгири. Он уже хорошо знает цену деньгам и тянется к современным благам. Но таких тода еще слишком мало, и их влияние на традиционный уклад жизни незначительно. Тода-«предприниматель» и малосостоятельный его соплеменник нередко в одинаковой степени страдают от рыночного грабежа и ростовщического произвола.
Тода — трудолюбивое племя. Однако это трудолюбие определяется социально-экономическим уровнем их существования. Отсутствие резкой имущественной дифференциации и внутри племенной эксплуатации позволяет им работать ровно столько, сколько необходимо для обеспечения дневного существования. Не более. Поэтому значительная часть дня оказывается свободной от всякого рода забот. Человеку, привыкшему к строго нормированному рабочему дню в капиталистическом обществе, такое положение кажется странным. Он не понимает, каким образом тода может ходить в гости, когда он хочет, провести целый день на базаре, полдня пролежать на пригорке, днями бродить по лесу в поисках дикого меда и съедобных кореньев. Плантационный кули и батрак в Нилгири работают двенадцать-четырнадцать часов в день. Они работают на своего хозяина и на себя. Тода находится в зависимости от ростовщика и торговца, но ни надсмотрщик, ни хозяин над его душой не стоит. Тода свободно распоряжается своим днем. Повседневных обязанностей у него немного. Племя не занимается ни охотой, ни рыбной ловлей. Буйволы — вот вокруг чего сосредоточена жизнь тода. Идет день за днем, и каждый из них повторяет предыдущий. Только церемонии и посещение рынка вносят разнообразие в их установившийся столетиями порядок.
