Иногда случается, что тода получит сразу много денег. Тогда в манде, где он живет, наступает праздник. Все идут в кино. Если денег достаточно, туда может отправиться и весь род. С кино знакомы только манды, расположенные недалеко от Ути. К началу сеанса тода всегда опаздывают. Они никак не могут рассчитать время. Весь манд или род в середине сеанса вторгается в кинозал. С шумом рассаживаются, потом замирают, широко открытыми удивленными глазами смотрят на экран и… ничего не понимают. На экране перед ними проходит странная, чужая жизнь. Законы этой жизни, ее радости и страдания незнакомы тода. Они считают, что все это ненастоящее. Оснований у них для этого достаточно. До конца фильма высиживают немногие. Тода поднимаются один за другим, и по экрану, где в это время самый разгар страстей и мечутся в непонятной сутолоке герои, медленно проплывают бородатые тени высокогорных пастухов. На тода шикают и неодобрительно ворчат. От напряжения у них за полчаса разбаливается голова, и поскорее надо попасть на свежий воздух. Старики в изнеможении опускаются на землю тут же во дворе кинотеатра. Молодые крепятся, но и они еле держатся на ногах. Некоторые потом даже болеют. Соприкосновение с чужим миром не всегда проходит легко.
Однажды в течение месяца никто из тода не ходил в кино. Дело в том, что в их мандах появился очередной антрополог. Это был высокий серьезный человек, имени которого тода так и не запомнили. Антрополог очень спешил и плохо знал племя. За любую услугу этот странный человек платил. Тода не отказывались. Подарок есть подарок. Взамен этих бумажек тода ничего не могли ему дать… Они ведь хорошо понимали, что деньги ничего не стоят в отношениях между людьми. Деньги приходят и уходят, а люди, их доверие, дружба и помощь остаются. На этом держится мир тода, но антрополог не подозревал этого.
— Послушай, — сказал он однажды Апаршу, — ты знаешь легенды тода?
Апарш сдвинул красную косынку на лоб, отчего еще больше стал похож на старого пирата. Из-под косынки на антрополога смотрели смеющиеся хитрые глаза.
— Знаю, — ответил он.
— Расскажи, — попросил антрополог.
Апарш раскрыл рот и произнес первую фразу: «Давно когда-то жил человек. Звали его Понетан». Но его перебили. Ему предложили по десять рупий за каждую легенду. Это сразу изменило дело. Легенды о предках и богах не буйволиное молоко. Еще никто их не продавал. Не стал этого делать и Апарш. Но десять рупий за рассказ не так уж плохо. И Апарш начал рассказывать. Его природная фантазия хитроумно плела узор историй. Подбодренный вниманием соплеменников, он вдохновенно врал. Он рассказывал день, два, неделю, месяц. Антрополог старательно записывал слова рассказчика в тетрадь. Сидящие вокруг тода от удивления открывали рты, они никогда ничего подобного не слышали. Это было интереснее, чем в кино. Апарш наговорил на пятьсот рупий, он мог бы продолжать и дальше, но антрополог спешил и не мог задерживаться в Нилгири.
Угощение, которое устроил для всего племени Апарш на эти деньги, помнят до сих пор.
Что такое «мое», тода представляет себе еще смутно, но тем но менее он никогда не посягнет на чужое. Если он взял у кого-нибудь деньги, то обязательно их вернет. Если ему отдали что-то на хранение, он никогда от этого не откажется. В мае 1964 года неожиданно умер молодой Пешати. Незадолго до смерти он отдал на хранение сто рупий соплеменнику из манда Каниги. Об этом никто не знал, даже братья Пешати. На следующий же день после смерти Пешати этот тода принес деньги брату покойного. Искушение, которым бы мучился крестьянин из долины, плантационный кули или рыночный торговец, было ему незнакомо. Оно незнакомо большинству тода. Взял, — значит, отдай. Я без боязни оставляла в мандах свои вещи и не всегда помнила, что где оставлено. Если я долго не брала какую-нибудь вещь, мне об этом напоминали. Вещью могли воспользоваться, но она всегда возвращалась ко мне в целости и сохранности. Предметом особой заботы были мои фото- и кинокамеры. Плохо представляя себе, что это такое, тода понимали, что эти предметы важны для моей работы. Если я находилась вдалеке от них, их всегда охраняли. Особенно от детей. В Тарнадманде маленький тода, тихо подкравшийся сзади, зацепил за ремень кинокамеру и поволок ее к своей хижине. Мать, сидевшая в это время па пригорке, моментально сорвалась оттуда и возвратила мне «добычу» ее сына.
