зубцы и изящные фигурные башенки. Такими же башенками были украшены и здания,
верхняя часть которых виднелась из-за стен. Особенно хорошо было одно из них, с крытой
галереей под самой крышей, край которой поддерживали широкие округлые арки галереи.
Между арками на столбах виднелись обветренные и изъеденные временем, но все ещё
потрясающе красивые резные каменные изображения диковинных зверей и птиц. А по
углам этого вытянутого в длину здания возвышались четыре башенки, ещё красивее тех,
что на стенах. Рядом со зданием из-за стен выглядывали пять изящных куполов-
"луковок", центральный выше всех, а четыре других вокруг него, как четыре брата-
близнеца. То есть, не совсем близнецы. Они были, вроде, одинаковы, но в каждом
ощущалось что-то свое - может, из-за того, что голубец и позолота осыпались с них по-
разному и в разной степени. Мне вспомнились стихи, которые отец любит цитировать:
"Пришли четыре брата, несхожие лицом, В большой дворец-скворечник с высоким
потолком..." Не знаю, о чем там дальше, отец никогда не дочитывал эту балладу (я ведь
так понимаю, что это старинная баллада) до конца, и эти строки служат ему чем-то вроде
присказки, когда мы являемся по уши в грязи или, например, когда Топа после дождя или
прогулки по весенней распутице вдруг решает зайти в дом и наследить по свежевымытому
полу. Но сейчас эти стихи приходились точь-в-точь. Архиерейское подворье на высоком
берегу и впрямь казалось воздушным как скворечник, и потолки в нем были высокие, и
четыре купола церкви как четыре брата окружали старшего, пятого, и его общее лицо,
если можно так выразиться, было совсем не похоже на лица всех других старинных
зданий и церквей, которые нам доводилось видеть.
Даже то, что кладка стен кое-где осыпалась - или была просто раздолбана -
даже то, что на потрепанных непогодой куполах не было крестов, а в окнах не было
стекол и лишь полугнилые рамы кое-где можно было различить, не мешало нашим
восторгам. Но, несмотря на все восторги, мы не стали терять времени. Мы быстро вошли в
бухточку под подворьем - и бухточка в самом деле оказалась очень удобной и тихой, и в
ней сохранились остатки длинной пристани: видимо, той, к которой некогда в изобилии
причаливали лодки паломников и баржи с запасами для живущих в подворье. Мы
причалили к пристани почти у самого берега, привязали лодку за нос и за корму к двум
торчащим у края настила столбам и выбрались на дощатый настил. Доски оказались
шаткими, кое-где прогибающимися под ногой, но все-таки достаточно прочными.
- Давайте сразу вытащим наши вещи на берег, - предложил я, - а потом
поднимемся в подворье и посмотрим, где там можно лучше всего устроиться. Если мы
быстро устроимся, то у нас будет достаточно времени, чтобы погулять по всему острову.
И, в любом случае, нам ведь надо будет собрать побольше сушняка для костра.
- И ещё нам надо обязательно найти это место, где стоял удивительный крест! -
сказал Ванька.
- Да, мне тоже очень хочется его увидеть - хотя бы то, что от него осталось! -
поддержала Фантик.
- Тогда за дело! - велел я, и, подавая всем пример, взялся за тюк со сборной
палаткой.
Работа пошла весело и споро, и через десять минут мы уже выгрузили все на берег,
сложив за нависающими над водой огромными валунами.
Ванька как раз нес последний рюкзак - с чайником, котелком, топориком и
теплыми свитерами, когда вдруг остановился и удивленно обмахнул щеку.
- Что с тобой? - тоже удивились мы.
Ванька молча протянул нам руку. На его ладони таяла снежинка - самая
настоящая снежинка, самая первая в этом году!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ОЧАГ И КРЕСТ
- Этого ещё не хватало! - ахнула Фантик.
Я поглядел на небо. С небес плавно летели на землю редкие-редкие снежинки,
большинство которых таяло высоко над землей, потому что и воздух, и земля так
пропитались теплом за долгий теплый период, что теперь отдавали это тепло медленно и
неохотно, изо всех сил сопротивляясь наступлению холодов. Ну, если не наступлению
холодов, то, по крайней мере, пришествию первого холода.
- Пойдем в подворье! - сказал я. - Надо хорошенько подготовиться на тот
случай, если нас ждет первая морозная ночь.