— Устал, — неохотно ответил капитан. — Заместитель на курорте, вот и верчусь как белка в колесе.
— Ночью пойду на поверку, — заметил Серебренников. — Учти, пожалуйста.
В канцелярию вошел Шарапов и обратился к майору:
— Завтра у одного солдата день рождения. Мы хотим отметить, организовать на заставе стол именинника.
Серебренников заинтересовался.
— А ну-ка, садись, садись.
— Мы себе мыслим это так, — объяснял Шарапов, продолжая стоять. — Сажаем, значит, именинника с близкими друзьями за отдельный столик. На столе цветы… — Тут он запнулся. — В общем, есть бумажные у Тамары Ивановны Ярцевой, и она обещала. А потом — конфеты, пирог. Пусть солдат чувствует, что он действительно именинник.
— Молодцы! — одобрил майор.
Старшина прищурился, словно представил себе, как будет выглядеть стол именинника:
— Белая скатерть — хорошо. Цветы бумажные — тоже. Но вот если бы настоящие…
Зазвонил телефон.
— Ясно, куда клонит Шарапов, — сказал начальник заставы, поднимая трубку. — Есть в поселке девушка, и стоит у нее на подоконнике фикус.
— А что, — подхватил Серебренников, — это идея. У кого фикус?
— Конечно, у секретаря поселкового Совета, — ответил Ярцев и бросил в трубку: — Слушаю!
— Не даст она мне. — Шарапов смутился.
— А, Истат Мирзобаева, — вспомнил Серебренников. — Так вы скажите, старшина, что это я прошу.
Ярцев принимал телефонограмму.
— Поздравляю, товарищ Шарапов, — сказал он, вешая трубку. — Вам присвоено очередное звание. И Кошевнику тоже.
— Давно так не фартило. Дошел после второй стопки. Целуется.
— Не трепись, Зуб, выкладывай все по порядку.
На траву шлепнулся кожаный бумажник с двумя отделениями. В одном — паспорт и военный билет, в другом — двести рублей наличными и аккредитив.
— Так что же, на одном бумажнике пофартило?
— Есть еще сумочка, Буйвол. Только не у меня она, у штымпа.[5]
— Откуда штымп? Как познакомились?
— Ростовский, говорит. Ну я бумажник взял — и ходу. В тамбуре электрички дымы пускаю. Вдруг — он. Кругом никого, он да я. Вытаскивает часы. Я удивился: точь-в-точь как у моего «клиента».
— Что же сам не взял?
— Цепочка мудреная. Бился — никак.
Зуб — узкий в плечах, с длинным лицом. Когда смеялся, выставлял напоказ золотые коронки. Это своего рода приманка: заметит приезжий человек в ресторане хорошо одетого, с виду болезненного парня, тоже, наверное, отдыхающего, и проникается к нему доверием. Зуб робко попросит разрешения присесть рядом, закажет коньяк — и жертва обречена…
— Это, говорит, не вы, случаем, обронили? — продолжал рассказывать Зуб. — «Конечно», — отвечаю.
«Прошу, сэр». Я за часиками. А он: «Стоп!..» Предлагает руку и сердце.
— Раньше не бывал в наших краях? — сразу поинтересовался Буйвол.
— Упаси бог!
— Ладно, давай сюда штымпа. Познакомимся…
Разговор происходил в зарослях на берегу ворчливой Нежнинки. Вечер уже зажег звезды, с грохотом пронеслась невидимая за кустарником электричка, спешила в Южногорск.
Зуб подвел новичка. Лет шестнадцати, коренастый. С неприметным лицом.
— Познакомимся, детка. Как тебя кличут?
— Том.
— А настоящее имя?
— Со всех сторон Том.
— Ну что ж, — согласился Буйвол, — и это неплохо. Что о себе расскажешь?
— Вот.
Новичок выложил перед Буйволом все содержимое карманов. Золотые часы на цепочке с мудреным замком. Паспорт и курортная книжка. Лотерейные билеты, деньги. Несколько фотографий.
Буйвол раскурил папироску. Молодая красивая женщина снята возле грязелечебницы. Все фотокарточки одинаковые, видно, только что получила.
— Биография подходящая, — заметил Буйвол, кивая на вещи. — А где сумочка?
Новичок протянул руку в сторону Нежнинки.
— Молодец, детка, — процедил Буйвол простуженным голосом.
— Я — Том.
— Ну, если нужна самостоятельность — пожалуйста. Разве мы к себе звали?
— Одному тошно.
— Хорошо, пусть будет Том. А на чем засыпался?
— Человек попал под электричку. И откуда только взялся? Подбегаю — готов. Обобрал его, а тут еще люди, милиция. Я — ходу… Потом смотрю в его паспорт: Басенюк Афанасий Петрович. А паспорт чудной, никогда не видел такого. Сел я на первый поезд и уехал…
— Заливаешь складно.
— Правду говорю.
— А где чудной паспорт?
