Скоропостижное замужество Оленьки естественным образом нарушило ее связь с Конторой — ведь она переехала в другую страну, и ей не о чем было сообщать в донесениях. Но, вернувшись в Берлин через какое-то время, она почувствовала беспокойство от того, что не выполняла взятых на себя обязательств, и решила позвонить Полине Карловне. Хотя, чтобы избавить маму от излишнего беспокойства, она заплатила за квартиру на год вперед, ей хотелось пригласить Полину на премьеру спектакля «Черно-бурая лиса», тем более что все билеты были раскуплены заранее. На ее звонок ответил незнакомый мужской голос и сказал, что фрау Мюллер нет и она нескоро будет, так как находится в отпуске. А потом вежливо поинтересовался, с кем он имеет честь говорить.
Не ожидавшая такого оборота Оленька слегка растерялась и не решилась сообщать незнакомому голосу свое в некотором смысле легендарное имя, а только нетвердо ответила: «Клиентка», — и повесила трубку. Но она недооценила всевидящее око Конторы: не прошло и получаса, как ее телефон зазвонил, и тот же голос чрезвычайно любезно спросил: «Госпожа Чехова? Вы искали фрау Мюллер?»
Ничего другого не оставалось, как признаться, и в ответ на вопрос, не хотела ли она что-нибудь передать, Ольга пояснила, что собиралась пригласить фрау Полину на премьеру спектакля. Голос выразил восторг, представился Куртом Вернером, замом Полины Карловны, и робко попросил и для него достать билет, именно билет, а не контрамарку. И если можно, то два. Оленька вписала имя Курта Вернера в короткий список счастливых претендентов на билеты на премьеру и забыла о нем.
Последние дни перед премьерой были, как обычно, безумные, все шло вкривь и вкось: костюмы сшиты на размер меньше; сложная декорация второго акта рухнула во время репетиции, слава Богу, никто не пострадал; у одного из ведущих актеров сел голос. Так что исчезновение Полины Карловны отступило в сознании Оленьки на второй план.
А уж в вечер премьеры ей было вовсе не до того, и потому появление Курта Вернера после спектакля в ее гримерной стало для нее сюрпризом. Он оказался очень приятным, скорее, даже красивым молодым человеком, а главное он, вручая ей роскошный букет ранних хризантем, сказал, загадочно улыбаясь:
— А теперь главный сюрприз!
И, не спросив разрешения, широко распахнул дверь гримерной, где стоял, улыбаясь, красивый мужчина с легкой сединой на висках, на миг показавшийся ей незнакомцем. Но не успел он шагнуть вперед и сказать: «Здравствуй, сестричка!» — как она бросилась в его объятия: «Лёва!» Вот для кого предназначался второй билет!
— Ну, Олька, как ты выросла! Я потрясен твоей игрой! — воскликнул тот, целуя Оленьку. — Ты прямо великая Дузе!
Умиленно глядя на трогательную встречу брата с сестрой, Курт Вернер вдруг перешел на чистейший русский, без всякого акцента:
— Пожалуйста, представьте меня, Лев Константинович!
— Да, Оленька, знакомься, это Курт Фридрихович. Теперь тебе придется поддерживать связь с ним, потому что Полина Карловна вряд ли в ближайшее время вернется в Берлин.
— Что случилось? — испугалась Оленька. — Ведь у нее были здесь такие связи?
— Не беспокойтесь, дорогая Ольга Константиновна, она все связи передала мне, — поспешно успокоил ее Курт.
— И я могу… Что я могу доверить этому человеку, Лёва?
— Все то же, что и Полине.
— Я должна подумать. А сейчас, простите, я вдруг почувствовала, как я устала. А сейчас, Лёвушка, я отвезу тебя к маме.
Но к маме они попали не сразу. Уже в такси Лёва прошептал:
— Давай сначала поедем куда-нибудь, где можно поговорить.
— А нельзя завтра? Я и вправду очень устала.
— А что будет завтра? С утра — последний прогон, потом час — на обед, час — на передышку и опять спектакль. И ты опять устанешь. А время не ждет.
— Такая уж срочность?
— К сожалению, именно такая. Вопрос жизни и смерти.
— Чьей смерти?
— Пока моей и тети Оли. А завтра, может, и твоей, если ты меня не выслушаешь. Так куда поедем?
