Ее глаза наполнились слезами. Весьма полезное умение, которое она усердно применяла.
— Очень правдоподобно.
«Он играет со мной», — подумала Анник. Она сомкнула веки, позволив слезинкам катиться по щекам.
— Правдоподобно. — Леблан медленно вел ногтем большого пальца по следу бежавшей слезы. — Но увы, не совсем. Думаю, к утру ты станешь правдивей.
— Я и сейчас с вами правдива.
— Возможно. Мы обсудим это, когда разъедутся мои гости. Сегодня на мою вечеринку пожалует Фуше. Это большая честь. Он приедет ко мне после встречи с Бонапартом. Прямо ко мне, чтобы поговорить о том, что ему сказал первый консул. Я становлюсь важным человеком в Париже.
Что бы она сказала, если б была наивной?
— Отведите меня к Фуше. Он мне поверит.
— Ты увидишь Фуше, когда я поверю, что твой маленький рот говорит правду. А до тех пор… — Он потянулся к вороту ее платья. — Ты ведь постараешься мне угодить? Я слышал, ты можешь быть весьма соблазнительной.
— Я буду… постараюсь доставить вам удовольствие. — Она переживет и это. Да, она сможет пережить все, что бы он с ней ни делал.
— Ты будешь очень, очень стараться, прежде чем наступит твой конец.
Он хотел увидеть ее страх. Пожалуйста.
— Я сделаю, что вы хотите, но только не здесь. Не в грязной камере, не при свидетелях. Я слышу их дыхание. Не заставляйте меня делать это на глазах у них.
— Это лишь английские собаки. Я держу в этой конуре нескольких шпионов, и они останутся живыми, пока не издохнут. — Его пальцы зацепили грубую ткань лифа и потянули вниз. — Мне, пожалуй, нравится, что они смотрят.
Рука протиснулась в лиф и завладела ее грудью. Пальцы были как сухие ветки, он снова и снова причинял ей боль.
Нет, ее не стошнит прямо на вечерний костюм Леблана. Ни в коем случае нельзя выдать свое отвращение.
Анник еще крепче прижалась к стене, пытаясь стать ничем. Она темнота. Пустота. Ее вообще нет. Конечно, это не подействовало, но хотя бы отвлекло внимание.
Наконец Леблан остановился.
— Позже я основательно займусь тобой.
Он последний раз причинил ей боль, так защемив ее рот большим и указательным пальцами, что она почувствовала на губах вкус крови.
— Пока ты меня не позабавила. — Он вдруг отпустил ее и, судя по звуку, взял лампу со стола. — Но позабавишь.
Дверь за ним захлопнулась. Удаляющиеся к лестнице шаги постепенно стихли.
— Свинья, — прошептала она закрытой двери, Анник слышала, как в противоположной стороне камеры шевелятся другие заключенные, английские шпионы, но было совсем темно, и они не могли ее видеть. Она вытерла рот ладонью и проглотила тошнотворную горечь, от которой першило в горле. Прикосновения Леблана были омерзительными, словно по ее телу ползали слизни.
Приведя одежду в порядок, она села на грязный пол. Это конец. Мучительный выбор, как поступить с доверенными ей планами Альбиона, был сделан. Все рассуждения и доводы ни к чему не привели. Леблан победил. Еще день или два она сможет ему противостоять, а потом он вырвет планы Альбиона из ее памяти, и одному Богу известно, чем все это кончится.
Ее наставник Вобан, ожидавший от нее известий в Нормандии, будет разочарован. Оставив за ней решение, как поступить с этими планами, он совсем не рассчитывал, что она передаст их Леблану. И вот она подвела и его, и всех.
Анник глубоко вздохнула. Как странно, что ей осталось всего несколько тысяч вдохов. Сорок тысяч? Пятьдесят? Возможно, она будет считать их потом, когда боль станет невыносимой.
Дважды в жизни она побывала в тюрьме и оба раза в совершенно ужасных обстоятельствах. Но в прошлый раз она хотя бы сидела не в подземелье и могла видеть, что происходит. Правда, тогда с ней была Маман. Она умерла при глупом стечении обстоятельств — произошел несчастный случай, который не убил бы даже собаку. Маман, Маман, она оставила ее одну на этой ужасной земле. Без всякой помощи и поддержки. И теперь — без надежды на будущее…
Ее отвлек хриплый голос, раздавшийся из темноты.
— Я бы встал, чтобы вежливо приветствовать вас. — Звякнула цепь. — Но я не имею такой возможности.
Анник настолько угнетало одиночество, что даже голос врага-англичанина она восприняла как дружеское рукопожатие.
