— Очень устал. — Затем он уже достаточно внятно сказал: — Передай Лазарусу, я больше не стану этого делать. Никогда. Передай ему.
— Мы поговорим об этом позже, — тихо ответила Анник.
Трудновыполнимое обещание, поскольку времени у нее совсем немного. Хотя, возможно, чуть больше, чем у этого парня. Он попытался сесть.
— Королевский рыцарь три. Я должен идти. Меня ждут, чтобы спасти Красного рыцаря.
Он почти наверняка говорил то, чего не должен был говорить, а кроме того, мог навредить себе. Она ласково уложила его.
— Спокойно. Все сделано. — Второй англичанин держал юношу, заглушая его слова.
Напрасное беспокойство. Анник больше не интересовали подобные тайны. Честно говоря, она вообще не желала их знать.
— Передай остальным.
— Передам. Теперь отдыхай.
Поднимаясь, юноша опрокинул ногой кувшин, и она быстро нащупала его. Он лежал на боку, пустой. Ей ужасно хотелось пить. Жажда хуже всего. Не голод. И даже не боль. Может, хорошо, что здесь не было воды, чтобы соблазнить ее. Возможно, она бы потеряла человеческий облик, украв воду у этих людей, которые страдали больше, чем она. Лучше не знать, как низко она могла бы пасть.
— Когда вам в последний раз приносили воду?
— Два дня назад.
— Тогда вам недолго ждать. Леблан какое-то время сохранит мне жизнь в надежде, что я могу быть ему полезной.
А в конечном счете убьет. Даже когда она выдаст ему планы Альбиона и сообщит обо всем, что знает, он все равно убьет ее. Она помнит, что он сделал в Брюгге. Он не позволит ей жить. Нет, нет и нет!
— Его привычки известны.
Второй англичанин имел внушительные размеры. Анник почувствовала это еще до того, как прикоснулась к нему. Ее руки открыли ей и другие подробности. Он уложил юношу на свой плащ, чтобы другу было удобнее на холодном полу. Маленький акт британского мужества. Она чувствовала его непоколебимое желание защитить мальчика, словно одной силы воли было достаточно, чтобы удержать в нем жизнь. Только очень храбрый человек осмелился бы умереть, когда получил на это запрет от такого могучего сотоварища.
Она протянула руку, обнаружив мягкое льняное полотно и твердую мускулистую грудь под ним. Выше был открытый ворот рубашки и упругая мужская кожа. Она хотела убрать руку, но англичанин накрыл ее ладонью, прижимая к своему сердцу.
— Я знаю, как Леблан поступает с женщинами, — сказал он. — И поверьте, мне жаль, что вы оказались в его руках.
— Мне тоже очень жаль.
Он решил быть с ней любезным? Анник убрала руку. Она бы освободила его, если б могла, а потом будет видно, действительно ли он так очарователен.
— Замки тут очень примитивные, — сказала Анник, ощупав цепи. — Один поворот, и я могла бы их открыть. Нет ли у вас кусочка проволоки? Хотя не думаю, что все будет так просто. Жизнь вообще не проста, судя по моему опыту.
— И по моему тоже. — Англичанин прикоснулся к ее горлу в том месте, где оно болело. — Женщина не должна попадать в руки Леблана. Мы выберемся отсюда. Тут есть какой-нибудь выход, мы найдем его. — Он сжал ей плечо, крепко и успокаивающе.
Хотя следовало бы встать и обследовать камеру, Анник продолжала сидеть рядом с ним, отдыхая. И страх, ее постоянный спутник в последние недели, тоже исчез. Сколько времени прошло с тех пор, когда ей кто-то предложил утешение и поддержку? И как странно найти это здесь, в ужасном месте, да еще у врага.
Наконец она заставила себя подняться.
— Тут еще одна сложность. Ваш друг не сможет уйти отсюда, если даже я сниму с него цепь.
— Он справится. Кое-кто и пострашнее Леблана пытался убить его.
Она уловила муку в его голосе. Эйдриан умирает. Через несколько часов или на следующий день его прикончат рана, жажда и влажный холод камня.
— Одно маленькое… пулевое отверстие. Пустяки, — сказал по-гасконски юноша. — Это… ужасная скука… терпеть не могу.
— Если б у нас была хоть колода карт, — ответил ему друг.
— Я захвачу… в следующий раз.
Эти двое были бы хорошими французами. Жаль, что Леблан скоро заберет ее из камеры. А эти двое умрут. И она будет совершенно одна.
Лучше не размышлять о том, как Леблан подчинит ее своей воле и убьет. Надо перестать думать об умирающем, пора заняться делом. Нельзя просто сидеть и надеяться, что храбрый англичанин вдохновит ее. Она должна действовать сама.
