В курантах что-то заскрипело, и они начали отбивать время. Над циферблатами открылись два окошечка. В них высовывались фигурки. Высунется и скроется, уступая место следующей. Ниже сердито дергала за веревочку сама смерть. Другие фигурки отрицательно качали головами.
— Смерть предупреждает, что настало время отправляться на тот свет, — продолжала Ольга. — Но фигурки не согласны с нею. Они отказываются. Они хотят жить.
Толпа туристов рассосалась, а Ольга рассказала мне легенду о курантах.
…Жил в Праге мастер Гануш. Золотых рук мастер. Пражская ратуша заказала ему часы-куранты. Такие, чтобы прославили Прагу на весь мир. Долго трудился мастер. В 1490 году часы были готовы. Они так понравились богатеям, что они велели… ослепить Гануша. Чтобы тот не мог сделать еще таких часов.
Так и прожил Гануш слепым. Перед смертью он попросил подвести его к старогородским курантам, чтобы послушать их бой. Просьбу мастера выполнили. Гануш подошел к часам и незаметно передвинул какие-то колесики. Когда мастер умер, куранты остановились. Простояли они ровно сто лет.
В гостиницу, где жили мы в Праге, я попал лишь вечером. Папа явился еще позже. Вернее, он приехал со своим Пепичкой на машине. Приехал на минутку, чтобы забрать меня с собой. А мне не хотелось. Я страшно устал. Но папа сказал:
— Мы едем в гости к Швейку.
— К бравому солдату?
— К нему.
Я, конечно, не поверил. Но усталости как не бывало. Я мгновенно очутился в машине.
— Разве он жив?
— Кто он?
— Швейк.
— Жив, жив курилка! — весело закричал папа.
Машина быстро доставила нас на тихую улочку. Остановились мы у небольшого здания. Над первым этажом я прочел вслух надпись:
— «Господа у Калеха».
— Помнишь, как любил Швейк пить пиво в трактире? — спросил меня папа.
— Конечно.
— Как он назывался?
— «У чаши». Точно?
— Точно, — кивнул Пепичка. — Так называли его в русском переводе. По-чешски же — «Господа у Калеха».
Трактир был переполнен. В первой зале висел на стене портрет… императора Франца Иосифа. Как и во времена Швейка, мухи оставили на нем бесчисленное количество черных точек. Простые длинные столы и лавки. Огромные пивные кружки. На стенах — иллюстрации художника Лады к всемирно известному роману Ярослава Гашека.
— Здесь все, как при Швейке, — заметил Пепичка.
Да, мы были в гостях у Швейка. Ясно, папа шутил, говоря, что бравый солдат еще жив. И все же мне казалось, что в любой момент в дверях может появиться вечно сияющая физиономия Швейка. Действительно, в трактире ничего не изменилось с тех пор, когда Гашек писал свою книгу. Не хватало только самого Швейка.
— Поехали. Все равно сесть негде, — предложил я.
За одним из столов, очевидно, услышали мои слова. «Советские туристы!», «Русские!» — понеслось по залам. К нам кинулись. Нам предложили место сразу за десятком столов. Мы не выбирали. Сели за тот, что оказался поближе. И попали в компанию рабочих.
Передо мною тоже очутилась кружка с пивом. Я потихоньку тянул его. Морщился, но пил и слушал, о чем говорили взрослые. А говорили чехи с отцом о том, как дорог их сердцу Советский Союз, что впервые в истории чешский народ спокоен за свое будущее, что с помощью советских людей и по их примеру они построили уже социализм. Говорили они о нашей стране любовно. Говорили отцу и мне ее гражданам.
Замок Карлштейн. Премия мира. В гостях у алхимика
Вчера Ольга посоветовала мне съездить со всеми туристами в Карлштейн. Я послушался и потом не жалел. Еще бы! Ведь мы очутились в самом настоящем средневековом замке. Целехоньком, чистеньком, словно построили его на высокой горе близ Праги не шестьсот лет назад, а совсем недавно.
Мне и прежде приходилось бывать в таких древних замках, но смотреть в них, кроме развалин, было нечего. Скучища! Как ни старался я оживить их своим воображением, обломки стен и башен казались мне не больше, чем грудами строительного мусора.
В Карлштейне все было иначе. По крутым склонам горы здесь грозно вздымаются зубчатые крепостные стены с острокрышими сторожевыми башенками по углам. Во дворе замка вдоль стен идет лестница с боевыми площадками. Подъемные мосты на цепях отсекают наружную стену от внутренней. И над всем этим возвышается могучая громада замка. Узкая и высокая. Она представляется главной боевой башней Карлштейна.
