По мнению Бартеля, тексты дощечек были и исключительно религиозного, ритуального значения. Никакого упоминания о политической истории острова в них нет; «отсутствуют известия о подвигах королей и столь распространенные в Океании генеалогии и родословные, — заявил он. — Отражены только неизменные рамки жизни».
А между тем именно в то время, когда Бартель делал это заявление, советские исследователи Кнорозов и Бутинов смогли найти генеалогию на одной из дощечек кохау ронго-ронго! Причем это признал даже Альфред Метро, который прежде считал, что кохау ронго-ронго не передают звуковую речь, а поэтому никак не могут служить для записи генеалогий. «Мои прежние возражения против этого представляются мне теперь необоснованными, — писал Метро, — так как двое русских ученых, Н. А. Бутинов и Ю. В. Кнорозов, доказали, что на дощечке, хранящейся в Сант-Яго (Чили), имеется ряд знаков, который, по-видимому, соответствует короткой генеалогии».
Большая часть ученых — и океанистов, и специалистов по теории письма — поставила дешифровку Бартеля под сильное сомнение: это относилось и к бартелевской теории эмбриописьма, с помощью которой можно вычитать любое содержание из любого текста, и к самому содержанию текстов кохау ронго-ронго.
«Известие о том, что знаменитые кохау ронго-ронго были, наконец-то, дешифрованы, естественно, вызвало большой интерес во всем мире. Бартель, однако, удерживался от того, чтобы привести переведенные им тексты и только резюмировал общий путь, с помощью которого он достиг результатов, объявив, что Гамбургский университет готовит к печати полный итог его переводов дощечек, — пишет Тур Хейердал. — Когда объявленная монография вышла в свет, она включала около четырехсот страниц таблиц и обсуждений, которые несомненно были полезны любому исследователю, имеющему намерение продолжать попытки в дешифровке. Но все, кто ожидал найти в монографии перевод одной или всех дощечек, были разочарованы этим эрудированным томом».
В журнале «Америкен Антрополоджисг» за февраль 1964 г. археологи Меллой, Шелсвольд и Смит предложили Бартелю дать перевод какой-либо из дощечек, допуская при этом контроль за его правильностью с помощью перекрестных чтений тех же знаков на других дощечках, Бартель этого перевода не сделал.
Сомнительны и другие открытия Бартеля, о которых писала западная пресса. Немецкий исследователь присвоил каждому значку кохау ронго-ронго особый номер, считая это своей заслугой.
Но выяснилось, что до него такую замену знаков цифрами (для удобства работы) применял ранее другой ученый — Пауль Леньон-Орджиль. Борис Кудрявцев еще в 1940 г. установил, что на трех дощечках кохау ронго-ронго написан один и тот же текст.
Томас Бартель приписал это открытие себе и своему «цифровому методу».
Таким образом, из «открытий» Бартеля лишь одно бесспорно: находка записной книжки епископа Жоссана с записями «чтений Меторо». Но как мы знаем теперь, это мало что прибавило к решению проблемы. Скорее наоборот, если у исследователей жила надежда на то, что Меторо действительно прочитал тексты, то теперь стало ясно, что это было не так.
Стало быть, записная книжка Жоссана для дешифровки письмен острова Пасхи бесполезна.
Расшифровывать их надо собственными силами, без помощи Жоссана и Меторо.
«Как и во всем, что касается исследования острова Пасхи, мы натыкаемся здесь на типичный случай, когда то, что мы знаем, заставляет нас особенно жалеть о том, чего мы не знаем, и когда приобретенные нами с таким трудом сведения только приводят нас к новым неразрешимым проблемам,» — справедливо пишет Фридрих Шульце-Мезье в книге, посвященной загадкам остоова Пасхи.
