Получить подлинные записи Жоссана, а не его каталог издавна было мечтой многих ученых, тщетно пытавшихся прочесть загадочные дощечки. Томас Бартель сумел сделать это (вполне вероятно, что ему помог давний опыт работы в разведке: во время войны Бартель имел отнюдь не мирную профессию этнографа, а сотрудничал в разведке оккупационных войск в Норвегии).
«Чтение таблиц кохау ронго-ронго было бы возможно только в том случае, если бы у нас имелись совершенно точные (или хотя бы такие, какие были у Жоссана) тексты», — писал Борис Кудрявцев, пытаясь проникнуть в тайны загадочных дощечек. С этим мнением молодого исследователя были согласны многие ученые. Записи Жоосана представлялись им той самой долгожданной «билингвой», с помощью которой можно прочесть тексты кохау ронгоронго. Им казалось, что Меторо Тауауре действительно читал дощечки, а епископ Жоссан только сбивал его на толкование отдельных знаков.
Но когда записи Жоссана были найдены, стало ясно, что епископ Таити не виноват: Меторо Тауауре и в самом деле не умел читать.
Те Ранги Хироа писал о пении Меторо так: «Несмотря на то, что его пение преподносилось как дельная композиция, в ней не было связного смысла; по всей видимости, она была сымпровизирована здесь же, на месте, чтобы удовлетворить желание белого человека услышать ритуальное пение по знакам на дощечке. Я сам однажды сымпровизировал песнопение для европейской аудитории, не знавшей языка, растягивая нараспев свое повествование. Ни информатор епископа, ни я не имели ни малейшего желания мистифицировать слушателей, нами обоими руководило желание доставить им удовольствие».
Однако Бартель стал на основании «чтений Меторо» расшифровывать кохау ронго-ронго как тексты, написанные эмбриописьмом.
Теория и история письма говорят, что один знак не может передавать более одной значимой единицы — морфемы (корня слова, частицы, суффикса, приставки) или слова, если письмо — иероглифическое. Но для Бартеля с его теорией эмбриописьма это не служит преградой. В словах «таура каи» — «жрец ест» — восемь звуков; если бы письмо было алфавитным, потребовалось бы столько же и знаков (как, например, в нашей записи этих слов). Если записывать его слоговыми знаками, то потребовалось бы пять слоговых знаков (та-у-рака-и). Для записи этих же слов и'ероглификой нужно два-три знака. По Бартелю, они могут быть переданы одним знаком эмбриописьма.
«Бей в барабан! Ешь человека!» — переводит он двумя фразами сочетания трех знаков; даже один знак читается им как целая фраза, например, «каи ронго-ронго» — «читай дощечку». Знак, изображающий стоящего человека, был прочитан Бартелем как «тангата» — «человек». Два этих же знака читались им уже не «руа тангата» (два человека), а как просто «руа» (два), А тот же знак, повторенный трижды, читался им и не как «тору тангата» (три человека) и не как просто «тору» (три), а как «така» или «такатака», что по-рапануйски означает «соединяться, собираться, встречаться».
Пользуясь таким методом, Томас Бартель «прочел» несколько отрывков с дощечек кохау ронго-ронго. По его мнению, в них говорится о том, как небо было поднято над землей на деревянных столбах, о том, что солнце и месяц — близнецы, а Млечный путь — небесная рыба. Тексты эти походили на полинезийские и рапануйские фольклорные тексты, записанные в прошлом и нынешнем веках.
Уже одно это обстоятельство насторожило, не говоря о теории эмбриописьма. Неужели древние дощечки написаны на том же языке, что и современный рапануйский? Ведь язык меняется со временем. Себастьян Энглерт считал, что язык дощечек кохау ронго-ронго настолько древен, настолько полон словами, утратившими свое значение (вроде наших старославянских и древнерусских слов — попробуйте-ка почитать «Слово о полку Игореве» в подлиннике, без перевода на современный русский язык), что даже если расшифровать тексты, то и тогда мы вряд ли поймем смысл слов древнего языка, на котором они написаны.
В самом деле: многие народные песни и мифы жителей острова Пасхи, записанные обычными буквами, а не иероглифами, не поддаются переводу. Они непонятны далее самим островитянам, насколько в них много старых слов, не употребляющихся в их повседневной жизни и дошедших от древних времен как бессмысленные заклинания.