Мы вынуждены были остановиться, потому что впереди полицейские полностью перегородили дорогу, давая возможность красному грузовичку без кузова на широких шинах вытащить на тротуар пострадавший автомобиль, вернее, остатки «раскрывшегося», как цветок, изорванного металла на колесах. Взрывчатку, видать, упрятали под сидение водителя. Не хотел бы я оказаться на его месте…
Грузовичок споро делал свое дело, и через минуту полицейские разрешили проход. На ходу я чисто механически – шоферская привычка – взглянул на задний номер машины и – словно в стену уперся. Я замер на месте, кто-то с ходу врезался в мою спину – кулаки больно уперлись под лопатки. Без извинений человек обогнул меня, бормоча что-то под нос.
Номер был «RS 2479 Н»… Это был «мерседес» Майкла Дивера.
– Эй, где ты застрял? – издали закричал Серж.
– Постой!
– Мы уже опоздали, Олег. Хоть беги!
– Нам не нужно никуда спешить…
– Что это значит? – Серж крутил головой по сторонам, точно на лицах прохожих должно быть написано – перед вами сумасшедший. Но никому не было дела до нас.
– Нас уже не ждут…
– Да чего ты – нам еще с полкилометра, не меньше!
– Пойдем к машине, я там все объясню.
Мне не хотелось начинать разговор на улице, реакция Сержа могла броситься в глаза, а тут, я был уверен, немало людей в штатском, ощупывающих глазами и прослушивающих ушами всех и каждого. Ведь известно, что убийцу тянет на место преступления…
Когда взмыленные, как скаковые лошади на финише, мы плюхнулись в автомобиль, Серж закурил, что с ним случалось крайне редко – лишь в минуты чрезвычайного волнения.
– Дай и мне, – попросил я и вытащил из пачки «данхилл» длинную сигарету. Пальцы дрожали мелкой, противной дрожью. Горький дым прочищал мозги. Но еще некоторое время я сидел, сцепив зубы. Я боялся, что из моего нутра вырвется звериный вой ужаса.
Я живо представил, как выбрасывало из растерзанной машины изуродованное тело Майкла Дивера.
– Что, это была его машина? – поворачиваясь ко мне и почти теряя сознание от собственной догадливости, прошептал Серж.
Я утвердительно кивнул головой.
Серж откинулся на спинку и застыл, как мумия. Лицо его враз стало белым…
– Ведь ты… мы… должны были сесть в тот автомобиль…
– Не исключено, – подтвердил я.
– О, святая парижская божья матерь… Нет, нет, и ты меня не проси, никогда! Никогда, я лучше петлю на шею накину, но больше… никогда не… не впутывай меня, Олег, нет, нет… никогда… это безрассудно… ведь это… это звери… не люди… его разорвало на куски…
Сержа била истерика, и наше счастье, что стекла были подняты и речитатив Казанкини не долетал до ушей зевак.
– Успокойся, никто тебя не собирается заставлять. Да и надобность в этом отпала – Майкла больше нет, значит, концы обрублены. Они добились своего…
Я, пожалуй, только теперь осознал глубину опасности, которая подстерегала меня. «Тебе что, больше других нужно?» Больше других, больше других, больше других…
Минуло, наверное, никак не меньше часа, прежде чем пробка стала потихоньку рассасываться. Серж внешне уже успокоился, но со мной он больше не разговаривал. Да и я не лез со словами – чего? Утешения? Критики? Обиды? Мне нечего было сказать Казанкини, и между нами пролегла невидимая стена отчуждения.
Когда мы добрались до Европлатц, это было в двух шагах от отеля, я сказал:
– Высади меня, пешком пройдусь.
Серж послушно притормозил, я выбрался из салона, мягко прикрыл дверцу. Мы не сказали друг другу «прощай»…
Я брел по Ньюбаугюртель, останавливался зачем-то у витрин магазинов, что-то шептал, иногда громко заговаривал сам с собой. У «Красного домика» замедлил шаг, и девица в кожаной юбке, едва закрывавшей ягодицы, игриво наклонилась ко мне, что-то сказала заигрывающе-ласково. Но я стоял, как истукан, и она отклеилась от меня, приняв за наркомана, пребывавшего в кайфе.
Возле трамвайного круга, что напротив Штадтхалле, я опустился на скамейку и долго сидел, безучастно провожая глазами пассажиров, выходивших и входивших в трамвай. Над моей головой кондуктора давали звонки отправления.
Я думал о Майкле, о суетности жизни и бесцельности этой суеты. Ну, чего он добился, чем улучшил нашу жизнь, расплатившись за свою порядочность и честность собственным существованием?
