Мирина – это имя амазонки. Она рассказывала мне об этом сама, и нисколько не стесняясь объяснила, что так ее назвали из-за тонкой фигуры и полного отсутствия груди. Она уже работала в Иудее и на другом берегу Иордана, а также в нескольких греческих городах Пирейского острова. Она также поведала о том, что Ирод в Иерусалиме построил театр, однако она не питала надежд на то, чтобы выступать там, поскольку в нем почти не давали представлений: люди были настолько бедны, что не могли посещать театр. Что же касается местной аристократии, то она не настолько многочисленна, чтобы заполнить зал. Иудеи же ненавидят театр и все, что связано с греческой цивилизацией, включая акведуки. Поэтому она вместе со своими спутниками собиралась играть в гарнизонном городке, построенном римлянами на другом берегу Иордана. Публика там, конечно, грубовата, однако всегда встречает артистов с большим энтузиазмом. Они собирались также поработать в Тивериаде, выстроенной на берегу озера, и по пути, возможно, испытать удачу в Кесарии, римском городе на иудейском берегу.
В ту ночь, когда происходил этот совершенно дружеский разговор, Мирина молча прильнула ко мне и прошептала на ухо, что была бы весьма счастлива, если бы я мог ей дать несколько серебряных монет: ей и ее друзьям необходимо было купить сценические костюмы и обувь. Если бы не столь насущная необходимость, она никогда не отважилась бы обратиться с подобной просьбой, будучи вполне порядочной девушкой.
Я пошарил в кошельке и нащупал там тяжеловесную монету в десять драхм, которую вложил ей в ладонь. Обрадованная Мирина бросилась мне на шею и принялась обсыпать поцелуями, предлагая сделать с ней все, что мне захочется.
Она была немало удивлена тем, что мне не хотелось ничего: проведенная в Александрии зима внушила мне отвращение к женщинам. Тогда она тихим и невинным голоском поинтересовалась, не желаю ли я разделить ложе с ее братом, совсем еще безусым мальчиком. Во время учебы в Родосе я знал одного своего платонического поклонника, но никогда бы не смог присоединиться к этому столь дорогому для греков обычаю. После того как я ее заверил, что меня вполне устроили бы обычные дружеские отношения, она сделал вывод, что я дал обет целомудрия, мне пришлось подтвердить ее умозаключения, дабы скорее завершить подобный разговор, и тогда она оставила меня в покое.
Позже, в темноте каюты, чтобы хоть как-то отблагодарить меня, она принялась рассказывать об иудеях, утверждая, что наиболее развитые из них не считают адюльтером связь с чужестранкой, если та не бывает в кругу их женщин, и чтобы доказать это, она сообщила мне несколько забавных историй, в которые мне трудно было поверить, зная психологию эрудированных сынов Израиля, у которых я бывал в Александрии.
Когда вдали, за волнами, отражавшими первые лучи восходящего солнца, показались горы Иудеи, Мирина уже поверяла мне свои девичьи мечты, открывая все, что у нее было на сердце – так ведут себя со старшим другом; она прекрасно понимала эфемерность успеха танцовщицы и лелеяла мечту накопить достаточно денег, чтобы открыть парфюмерную лавку и увеселительный дом в прибрежном городе, известном своей терпимостью нравов. Затем, бросив на меня полный невинности взгляд, она сообщила, что ее планы осуществились бы намного быстрее, если бы ей удалось найти богатого любовника; от самого сердца я пожелал ей в этом удачи.
Случилось ли это благодаря твердому командованию капитана, или счастливому случаю, или же настойчивым молитвам паломников, однако мы наконец-то причалили к Яффе без малейших происшествий, хоть и искусанные насекомыми, умирающие от голода и жажды и покрытые плотным слоем грязи. Произошло это как раз за три дня до начала Пасхи, которая в этом году припадала на субботу, а значит, обладала двойной святостью. Паломники настолько горели желанием продолжить свое путешествие, что в тот же вечер, едва отмывшись и наскоро поев со своими единоверцами, отправились в Иерусалим. Ночь была полна нежной истомы, на небосводе сияли мириады звезд, и было настоящим наслаждением шагать по дороге при лунном свете. В порту стояли многочисленные суда, прибывшие из Италии, Испании и Африки. Так я понял, какие небывалые доходы судовладельцам всех стран приносила любовь иудеев к своему храму.
