Он нащупал камень, схватил, но тут же с криком выпустил — еще слишком горяч после костра. Не придумав лучшего, начал швырять в стороны горсти земли и сыпать ругательствами. Он задыхался от бессилия и делал так, пока не иссяк. После чего рухнул на землю и застонал.
И тогда Рик разразился смехом.
— Очень неплохо, дружище, — сказал он. — Я наконец понял, вот что имел ввиду Книга Лиц, когда говорил про твое лицо. Всю жизнь ты носишь маску, а сейчас наконец-то сорвал ее.
— Да что ты знаешь обо мне? Ты… — прохрипел Поль.
— Поверь мне, достаточно. — Рик вздохнул. — Я знал одного точно такого же парня. Этот парень жил своей нехитрой жизнью, надеясь на лучшее будущее. Он просто хотел обеспечить себя и свою сестру всем необходимым. Ничего особенного. Он поступил в гвардию своей коммуны и искренне верил, что вершит правое дело. Но все оказалось не так. Он служил лжецам и негодяям, которые использовали его для своих преступных целей. Они грабили коммуну и лгали людям, скрывая от них ужасную правду. Все это маскировалось под великую цель и веру в лучшее будущее, которое никогда бы не наступило. Люди страдали и думали, будто их муки оправданы. Но однажды всё изменилось. Этот парень рискнул всем, что ему дорого. Он пустился в опасное путешествие, где мог погибнуть. И когда он нарушил законы коммуны, оказалось, перед ним открылся новый мир и в жизни появился новый смысл. Он, как и ты, находился в плену многих заблуждений. Боялся, ошибался, хотел вернуться назад. Но он никогда не лгал себе о том, кто он на самом деле. И если выбрал путь, значит должен дойти по нему до конца.
Рик замолчал. В горле пересохло, и он хлебнул немного из фляги.
Поль спросил:
— А что произошло с ним дальше?
— Парень обрек себя на долгие скитания. Потерял близких и теперь должен сделать все, чтобы обрести их снова. Твои родители еще живы?
— Отец. Живет в купольном поселке. Мама ушла к всевышнему, когда я был совсем маленьким.
— Братья, сестры?
— Нет.
— Почему ты пошел к мауситам?
— У меня были способности к грамоте. Кернан искал в поселках таких детей. Отец получил за меня хороший барыш. По-моему, лучше работать с бумагами, чем ковырять землю.
В словах Поля была своя логика.
Рик достал проволоку и кое-как стянул ей прореху, оставленную серпом, затем начал устраиваться поудобнее на земле.
— Мне всегда нравилось в обители, — продолжал Поль. — Ее стены высоки, в комнатах чисто, и есть возможность читать. Я люблю читать. Мне нравится разбирать буквы и видеть, как из них получается слово, а слова складываются в целые цепочки, и каждый раз из одинаковых букв получаются разные слова. В этом есть что-то значимое. Как в рисовании. Ведь ты видел, что я умею рисовать. Я и тебя могу нарисовать, Рик. Мне нетрудно. Мне это даже нравится. Если бы я мог, то целыми днями писал и рисовал.
— Да. У тебя здорово получилось нарисовать Червя и Муравья.
— Я рисовал на кусках дерева, на стенах, на всем, что было достаточно твердым и гладким. Я могу рисовать разное: животных и птиц, небо и землю, солнце и звезды. Еще могу людей, деревья, дома и разные предметы. Порой рисунки получаются как бы сами собой, и выходит нечто необычно-особенное — странные, диковинные существа, которых не может быть в реальности. Такие рисунки я никому не показывал. В них есть что-то пугающее и одновременно важное. Что именно, понять пока не могу.
— Опиши такой рисунок.
Поль подумал и сказал:
— Например, существо с рогом на голове. Это массивный зверь, словно покрытый доспехами. У него маленькие глазки и громадные толстые ноги, на которых он переваливается при ходьбе. Этот зверь медлителен, но обладает громадной силой.
Рик усмехнулся — похоже речь о носороге.
— И ты считаешь, что этот зверь — выдумка?
— Конечно! — Поль помолчал. — А знаешь, почему я решил пойти с тобой?
— Нет, но явно не из-за холода.
Поль сопел, собираясь с мыслями.
— В день, когда я пришел к тебе в камеру поговорить, кое-что произошло. В обитель привезли пойманных одержимых. На этот раз много, пятерых. Двух самок, совсем старика, и пару детенышей. Самки были очень плохи и явно слабы, а детеныши отощали. Обросшие, грязные, они едва походили на людей. Охотники говорили, что они выкапывают себе норы в земле и живут там, словно крысы. Настоятель приказал использовать этих одержимых вместо лошадей, он решил, пусть таскают телеги до тех пор, пока не умрут. Тогда на смену им поймают новых. Я наблюдал за тем, как охотники остановились во дворе, застопорили телегу с клеткой и стали выгонять из нее одержимых. Те скулили и визжали. Охотники не церемонились с ними, избивали хлыстами. Я хотел отвести глаза и уйти работать, но что-то против воли заставило смотреть. Взрослых особей охотники повели к нужникам, а детенышей — в зимний сад. Одержимые завыли громче. Самка тянула руки к одному из детенышей, а тот пытался вырваться из крепких объятий братьев. Их почти развели, когда детеныш, мальчишка, извернулся и выскользнул из захвата, и бросился в объятия матери. Тогда охотники принялись отдирать их друг от друга, не скупясь на тумаки и удары хлыста. Только после долгой борьбы им удалось их разнять. С самкой случилась истерика. Детеныш бился в припадке, кусался, сучил ногами. Тогда самку вырубили палкой по голове и потащили прочь со двора. Детеныша тоже увели. Стоявший рядом кузнец сказал тогда: «Одно слово — животные!» И ушел по делам.
