— Вы, милые сосиски, как и мы — незваные гости, — концом длинной палки Дуглас цеплял змей и выпроваживал их под дождь. — Но вы — отдохнувшие и ленивые. А мы? Так что все справедливо...
Дуглас, казалось, совсем не обращал внимания на мечущихся над ним летучих мышей. Громоздкие тени метались по стенам в отблесках огня, и все это напоминало сцены из фильмов ужасов, каким-то странным образом наводнивших однажды Манагуа. Видеокассеты находили у дверей молодежных центров и школ, в палатах госпиталя и в ресторане. Словно сделанные под копирку, яркие, холодящие кровь фильмы рассказывали, например, о том, как в мирный городок на берегу моря врываются «красные»! Они стреляют в стариков и детей, грабят дома, магазины и насилуют девчонок. В городке паника, всех охватил ужас, телефонной связи нет. Помочь жителям городка никто не может... И тогда появляется — ОН, герой и супермен с железными мускулами, не знающий сомнений и чувства жалости, но в душе справедливый и честный. Он один уничтожает батальоны «красных» — этих коварных русских и кубинских чудовищ.
Ричард знал, что все показанное в этих фильмах — вранье, знал, что эти самые «красные» — настоящие друзья Никарагуа. Самолетами и кораблями они везут лекарства и тетради, машины и оружие, станки и рис. Советских и кубинских моряков Ричард видел в порту Коринто. Веселые, крепкие парни разгружали корабли с хлебом. И все же понимая, что эти фильмы все — вранье, притом вранье злое, специально придуманное, Ричард ничего не мог с собой поделать — он искренне восхищался силой и везучестью киногероя, его умением виртуозно владеть ножом, винтовкой, бритвой, приемами каратэ. Какие сокрушительные удары он наносил врагам! Газетные статьи о том, что эти фильмы «насаждают в сознании людей культ насилия и индивидуализма», не раскрывали тайны киногероя. Наоборот, его неуязвимость и загадочность заставляли подражать. И получалось так, что «внутренний» спор с киногероем Ричард все время проигрывал, не находя нужных аргументов.
Сейчас же, наблюдая за мечущимися по стенам ранчо тенями и вспомнив слова супермена: «Каждый сам за себя», Ричард, усмехнувшись, подумал о том, что супермен, наверное, никогда по-настоящему не тонул в болоте...
— Что ты там застрял? — окликнул его Дуглас. — Сбрось рюкзак и принеси сухих щепок или досок. Что-нибудь найди...
— В такой дождь сухие ветки только в райском саду.
— Да? — Дуглас заканчивал расправу со змеями. — Смотри не ухвати за хвост одну из этих красавиц. Мы их лишили теплого ночлега. Поэтому досады в них сейчас как яду.
Когда маленький костер заиграл красными языками, Дуглас достал из-под куртки целлофановый мешочек с порошком коричневого цвета.
— Это и есть знаменитый партизанский пиноль. Берем кукурузную муку, смешиваем ее с порошком какао и сахаром, — и пиноль готов. Тащи, компа, пару больших чистых листьев — назначим их тарелками.
Когда порошок горкой лег на глянцевые листья чагуите, Дуглас залил их водой и подал Ричарду выструганную из ветки маленькую лопатку:
— Теперь отведай, да не морщись брезгливо! Ешь и слушай...
Членом Фронта[9] я стал за пять лет до революции. Сначала был на подпольной работе в Леоне. Потом ищейки Сомосы меня заприметили, и товарищи переправили к партизанам в сельву. Нет, эрмано, сельва — это больше, чем горы и лес... Если где и вырастают новые люди, так это здесь. Шли мы, компа, по тропе, смотрел на тебя и вспоминал свой первый поход. Что такое городской житель в горах — ты уже понял! Так вот, вел меня к партизанам местный крестьянин. И шел я за ним, плелся, падал и полз четыре дня. Ливень такой же был. Качаюсь от усталости и болячек, проклинаю крестьянина, а он одно твердит: «Надо торопиться, компаньеро. Дождь кончится, начнутся гвардейцы Сомосы». К концу второго дня, помню, упал без сил мордой в лужу. Ружьишко мне товарищи в дорогу дали. Так, дрянь — не оружие. Плохо тогда у партизан с этим делом было. Так вот, лежу, ружье в стороне, ствол забит грязью. Появись в этот момент гвардейцы — взяли бы теплым. Крестьянин — один из лучших партизанских проводников (через год его выдал предатель и сомосовцы расстреляли проводника вместе с семьей) взял ружье и помог мне встать. Подкрепиться, говорит, надо. Выбил он грязь из ствола и первым же выстрелом сбил мокрую обезьяну с ветки. Пока я с костром мучился, он тушку разделал. Рожа у обезьяны, ну, как у высохшей старушки. Говорят, есть страны, где мясо обезьяны чуть ли не деликатес. Я ел и старался не дышать, глотал почти не жуя, кусками. И веришь ли, именно тогда понял, что борьба наша с диктатором — это еще и борьба с собой. Победи себя — и нет тебя сильнее. Понимаешь? Нет!
