— Сесар, — попросил он, — если хочешь, принеси мою гитару. А мы пойдем к доске.
В просторном фойе школы стояла похожая на большой раскрытый планшет классная доска. Черный линолеум, на котором писали мелом, не знал влажной тряпки со времен первых боев за революцию. Места на доске осталось совсем мало. Каждый, кто уходил из школы на войну, кто шел защищать революцию, писал на доске свое имя. Ричард посмотрел на последнее число и вывел свой номер — 86. Рядом для краткости написал так: «Ричард Лоза — батальон милисианос». Поставил число и год. Возле номера 73 стоял знак презрения. Так обозначали в школе предателей и дезертиров. На доске таких крестиков было три. Их знал каждый человек в школе. Имена изменников повторяли как проклятье. Совсем рядом с надписью, сделанной Ричардом, имена двоих ребят под номерами 85 и 84. Имена были подчеркнуты тонкой, как гитарная струна, линией. Эти двое и еще многие и многие другие в школу не вернутся никогда. Они погибли в сельве, они — герои.
У ворот школы запел клаксон. Пятнистая «ифа» подняла облако пыли, качнулась кабиной вперед и остановилась. Сесар, боясь опоздать, выскочил из комнаты, где когда-то вместе с Ричардом они увидели настоящее пианино. Комнату переоборудовали в маленький музыкальный класс, здесь же хранили инструменты. Сесар тащил знаменитую гитару — гитару Ричарда Первого. Так звали Лозу в школе.
— Компаньерос! Кто из вас Ричард Самуэль Клаудиа Гарсиа Лоза? — крикнул с кузова машины черноусый милисиано. — Судя по форме и оружию — ты? — Усатый бесцеремонно указал пальцем на Ричарда. — Жми руки друзьям. Целуй жарко компиту и лезь ко мне. И так, пока эту улицу искали, треть бензина сожгли. А он сейчас дороже молока и духов...
— Подожди! — крикнул Ричард, а про себя подумал: «Не к лицу мне, бойцу, бежать, подпрыгивая от радости, по первому зову. Я не щенок...»
— А я знаю, почему из всей школы только тебя взяли в батальон милисианос! — Хосе вертел пальцем в одной из дырок на майке. — Меня даже смотреть не стали. Сесару сказали: «Подожди». А тебя взяли потому, что ты упрямый и как крокодил не умеешь пятиться назад...
Вечно недовольный чем-то Хосе и такие слова! Ричард готов был вспыхнуть от смущения.
— И неправильно, — отшучивался он, — это я просто на гитаре хорошо играю. А на крокодила у нас похож... Ну-ка, Сесар, открой пошире рот. Каковы зубки?!
...От сизых колес «ифы» шел дух горячей резины и дорожной пыли. Под брюхом у грузовика наросты бурой земли. Видимо, в горах шел сильный дождь, и «ифа» долго петляла по бездорожью...
— Садись здесь! — уступил черноусый свое место у кабины. — Меня зовут Дуглас. Рюкзак укладывай в угол кузова. Гитару положи на ящик. Карабин кинь рядом. Выедем в сельву, сними карабин с предохранителя и из рук не выпускай!
— Знаю! — отрезал Ричард.
— А я и не сомневался, компа! — Дуглас был лет на пятнадцать старше и к обнаружившейся ершистости Ричарда отнесся снисходительно.
— Эрмано! — Дуглас саданул кулаком по кабине. — Ты не заснул? — крикнул он водителю. — Тогда хлестни нашего коня покрепче.
Машина сорвалась с места, не оставив времени для прощальных слов. Ричард схватился одной рукой за борт, другой отчаянно махал оставшимся стоять на середине улицы ребятам своего пуньо — Сильвии, Сесару, Хосе. Чего-то главного он не сказал им. Быть может, не сказал, что обязательно вернется. Или красивого: «Я не подведу вас». Почему-то вспомнились грубые слова, сказанные Сесару. Колкости, от которых взвывал Хосе. Их стало теперь так жалко, а за себя неловко...
Мысли скручивались в пестрый клубок. Быть может, виной тому были и светофоры, которые в военное время, ускоряя бег машин, чередовали цвета значительно чаще — зеленый, желтый, красный. У каждого из цветов были еще и звуки. Ричард улавливал их, не напрягаясь. Это проходило помимо его. Звуки рождались сами — то тонкие и печальные, то жесткие, барабанные.
Чувство дальней дороги было совершенно незнакомо Ричарду. Он чутко прислушивался к себе и сам удивлялся неожиданному сравнению: как кокосовый орех сорвался с ножки, но еще не упал на землю. Ричард с надеждой дотронулся до гитары и коротким вопросительным взглядом попытался узнать — поймет ли его Дуглас.
