— Вот, — сказала Анетка, — мы её привели.
— Пусть выберет, а мы расплатимся.
— Вы что, Лен, Анька?
— Ты же сама кричала — хочу и хочу татуировку. Вот и получай подарок!
И Лада растерянно приняла в руки потрёпанный альбом со множеством рисунков. Девчонки толкались, совали головы, щекоча плечо волосами, ахали и водили по страницам наманикюренными пальцами. В конце концов Лада не выдержала и, прикрикнув на них, выгнала за порог, ткнув пальцем в первую попавшуюся картинку. Мастер пошёл к креслу, натягивая латексные перчатки, но она сказала, оглядываясь на закрытую дверь:
— Вы извините. Я, правда, очень хочу, хотела. Но у вас нет такой.
— А эту, что выбрала?
— Эту… — Лада махнула рукой, натягивая чуть подпёкшуюся кожу, — я так, чтоб не чирикали над ухом.
— Так что же хочешь?
— А можно я сама? Нарисую.
— Конечно.
Лада взяла протянутый татуировщиком планшет и фломастер. Подумав немного, провела линию шеи и плеча, обозначила край подбородка. И, припоминая смутные картинки из повторяющегося сна, нарисовала изогнутое тело, захлестнувшее округлость плеча, узкую голову, лежащую на ключице, продолговатые глаза и тонкую плёточку змеиного языка.
— А хвост вот сюда, кольцом, но не до локтя, а повыше, — и, закончив, подняла глаза на мастера, опасаясь увидеть насмешливое недоверие профессионала. Но тот смотрел на рисунок серьёзно, потом, переведя взгляд на неё, стал разглядывать со спокойным удивлением. И она подумала: глаза у него похожи цветом на спелые вишни.
— Где взяла рисунок? Видела где?
— Я? Нет… Вы только не смейтесь, приснился.
Но тот смеяться не стал. Кивнул. Подойдя к двери, сказал кому-то снаружи:
— Василёк, на сегодня шабаш, до конца дня у меня работка.
И улыбнулся Ладе:
— Садись, сделаем тебе личную змею.
За окном Ленка что-то самозабвенно врала, посмеивались мужские голоса и слышалось Анеткино стесненное хихиканье. Несколько раз девчонки заглядывали в салон и, помахав Ладе, мужественно смотревшей на них через пелену слёз, снова уходили за столик под окном, и оттуда слышался смех и хлопки открываемых на жаре бутылок.
Когда Лада вышла, солнце уже садилось, просвечивая красным сквозь колючие ветки кривых сосен, и вода, освободившаяся от множества купальщиков, зализывала мелкими волнами раны от людского веселья. Плечо горело, и ужасно хотелось есть. Посидели ещё все вместе, глядя на темнеющий бор, когда засобирались домой, Анетка, дёрнув Ладу за руку, прошептала ей на ухо, что приедет утром, и оглянулась на быковатого спасателя Вадика в джинсах, с рубашкой на плече и глупой улыбкой победителя.
Ладе захотелось, чтоб мастер пригласил остаться её, но он попрощался и исчез за деревьями, а они с Ленкой заторопились к метро. Уставшие, горячие от московского летнего солнца. Ленка подворачивала ноги, ругала каблуки и торчащие корни.
… - Я тебе блузочку сошью с голым плечом, будешь ходить на всякие пати, все обзавидуются, Ладка!
Лада шла, чувствуя, как горит на руке кожа. Кивала обещаниям, улыбалась.
Потом привыкла. И почти забыла про свою змею.
Покачала ладонь с лежащей на ней плоской головой. Вот про эту — свою. Казалось ей: татуировка и татуировка. И только Витька там, в ноябрьской степи, увидев, вдруг тряхнул её, закричал, что она — умеет. Раз есть у неё змея!
Найя протянула вторую руку и осторожно, медленностью жеста как бы спрашивая разрешения, дотронулась до сухой плоской головы, погладила. Все вопросы вылетели из головы.
— Не могу спрашивать сейчас. Только скажи, я и ты — вместе? Как тогда, в степи?
— Вмес-сте.
— Ты со мной… Потому что я рисую, да? Но я давно уже не рисую, знаешь?
— Женщины людей говорят и противоречат с-сказанному, — в голосе змеи не было иронии, просто отмеченный факт, — ты уже задаёш-шь вопросы…
— Ну так ответь!
Змея молчала. Мелькал и прятался длинный язык, трогая кожу ладони. Дышал у голой ноги Синика. Заворочался мастер Акут, застонал и вдруг позвал через сон:
— Найя!..
И она напряглась, вытянула шею, прислушиваясь, прижала змеиную голову крепче и отдернула руку:
— Извини. Там Акут, я должна — к нему.
— Вот твой дар, женщина женщин, несущая свет. Ты любишь. Вс-стань.
