— А люди? Вы всех уничтожили?
— Не всех. Были отобраны самые здоровые особи, мужчины и женщины, дети. И сохранены.
— Господи! — Витька стукнул по столу кулаками, отгоняя кружащиеся перед глазами картинки.
— Есть такой яд у некоторых членов ахашша…
— Пе-ре-стань!
Ноа послушно замолкла, ожидая. Тишина звенела еле слышно, и в ней Витька услышал тяжкие удары. Понял, это его сердце пытается справиться.
— Дальше. Говори… дальше.
— А дальше… Было ещё множество миров. Один за другим. Разных. Все они что-то давали разуму ахашша, удерживая мир на краю пропасти. Пришёл и этот мир в череде прочих. Мир счастья для людей, окруженных заботой. Без памяти о прошлых реальностях, ничего не зная, они живут в деревнях, ведя простую жизнь, ходят на охоту и любят друг друга.
— А змеи?
— Для людей они — легенды. Невидимое и неслышимое, то, что прячется на концах дальних троп. Владыки.
— Подожди. Если легенды, значит, — выдумка? И люди живут, думая, что вас нет?
— Легенда никогда не выдумка, мастер, и то, что в воображении, всегда существует, в разной степени. У людей леса есть боги. И ещё у них есть — Владыки. Богов нужно просить и благодарить. А Владыки всё делают сами.
Прозрачная капля, наконец, набухла и, скатившись по остатку свечи, замерла бусиной у донышка блюдца. Тикнули часы, и с ночной улицы послышалась дальняя музыка. Ноа прислушалась, убирая волосы от уха.
— Наше время двинулось, мастер.
— Но ты не договорила!
— Я ещё говорю. Но твоя женщина скоро позовёт, и это нельзя откладывать на потом. Она держала время за хвост, и ночь продлилась. Она сделала это, чтоб побыть с тобой подольше.
— Я пойду к ней. Но скажи ещё, сколько успеешь!
Ноа встала, спустив ноги с лавки, выпрямилась и повернулась к нему. Бронзовая коса скользнула по бедру. Тёмные глаза внимательно и цепко держали его взгляд, и Витька, как привязанный им, медленно поднялся ей навстречу. Протянул руки, принимая в объятия. И услышал шёпот у самого уха, в то время как, еле заметно касаясь, она придвигалась, захлёстывая собой его шею, грудь, протекая под локтем, возвращаясь на место татуированным по всему телу рисунком.
— Владыки берегут людей от несчастий и лишних смертей. Не боги, придуманные ими для людей, а сами Владыки. Но, оберегая, они поддерживают баланс. Ровно столько людей, сколько погибло бы от нелепых случайностей, забирает ахашш в пещеры.
Шёпот становился всё тише, еле слышный за шипящими звуками.
— Жизнь змей и людей продолжается, мас-с-стер. Сосуществование в такой форме. Для этого мира — так…
— А что они делают с ними там, в пещерах? Ноа? Ну говори же!
— Ищут способы снова и с-снова…
Тиканье часов стало громким, как стук молотка по стене, и Витька нагнул голову, отчаянно стараясь услышать. Но, улегшись на кожу, застывая привычными кольцами, Ноа смолкла. Он вцепился в кожу скрюченными пальцами, стараясь отодрать рисунок, морщась от боли в расцарапанных мышцах.
— Подожди, Ноа. Мы были в том мире? Во снах? Туда шли? Ты вела меня — туда?
— С-сам ш-шёл…
Зашипел и погас крошечный огонёк в лужице парафина, в кухне стало темно. Витька бросился к зеркалу в коридоре. Загремел отброшенный табурет, хлопнула о стенку дверь, дребезжа стеклом.
Стоя перед зеркалом, всматривался в нарисованные глаза на плоской голове, улегшейся на ключицу.
— Ты обещала ответить на вопросы! Ты! Когда?
И замолчал, прислушиваясь до звона в ушах, боясь пропустить тихий шёпот. На груди поверх татуировки набухали капли крови из царапин. Но вместо шелестящего шепота глиняным колокольчиком прозвенел из комнаты сонный голос Аглаи:
— Витя? Ты где?
Он подумал: скоро настанет утро. И лежащая сейчас в его постели, подарившая время своей любви почти бесконечной ночи, ждёт. Он должен отдать ей долг, он может. Тем, что нужно ей, — поцелуями, ласками. Так удивительно знать, что он так важен, необходим. Как воздух.
— Витенька?
— Да, родная, я здесь, иду.
Поднял руку и провёл по разрисованной коже, стирая кровь. Шепнул, глядя в зеркало:
— Это всё страшно. Но — спасибо тебе, за правду. Я буду думать.
И вошёл в комнату, глядя, как по краям тяжёлой шторы светлеют полоски скорого утра.
