Наверное, всё идёт, как надо.
И стал говорить, колыша голосом пламя свечи.
… - Когда сделал татуировку, я просто пьянел от того, что многое можно, понимаешь? Она, как ключ, сработала. Всё стало получаться, будто надо мной опрокинули большую коробку и оттуда посыпались всякие удачи. Знаешь, как здорово знать, что всё получается!
Глядел в глаза над краем полупрозрачной чашки, на крошечные жёлтые огоньки в них. Ждал, когда кивнёт, рассказывал дальше, вспоминая сам, удивляясь, перескакивая из одного воспоминания в другое, останавливался и, отставив пустую чашку, упирал ладони в тёплое дерево стола. Сидел молча, собирая мысли. Поднимал голову на тихий вопрос:
— Ты… закрутило тебя, да?
— Да! Да, закрутило! Стал смелым и, знаешь, почти дураком. Да что почти, дурак и был. Но появилась девушка. Наташа.
— Вы с ней…
— Нет! Ну… сначала да. Но после всё сложнее. Она будто показала всё с другой стороны. Я увидел то, что было раньше отвёрнуто от меня. Она не лучше меня и не хуже. Просто держалась за меня, а я за неё. Будто шли по горной тропке и друг другу то руку протягивали, то подталкивали. А теперь нет её, разошлись наши тропки.
— Наверное, тебе уже не нужно, чтобы кто-то подталкивал.
— Наверное, нужно, чтобы кто-то другой, — снова остановился, замявшись. Нужно сказать, что она вместо Наташи? Теперь.
Но Аглая встала и, прижимая локоть к боку, чтоб не свалилась простыня, забрала его пустую чашку, унесла к раковине. На складках простыни огонь рисовал желтоватые разводы.
— Я думал, татуировка мне помогает, именно мне. А оказалось, она — сама по себе. Понимаешь?
— Нет пока.
— Ты сядь, пожалуйста. Я хочу на тебя смотреть.
— Я ещё сварю кофе…
— Хорошо, — теперь он смотрел на её профиль, прикрытый прядью, которую она не убирала за ухо, наклоняла голову ниже, будто защищаясь.
Рассказал о том, как встретил в ноябрьской степи Ладу. И что там было, в маленькой сторожке, где пили Карпатый и Жука. Когда говорил о драке, Аглая дёрнула турку, и пролитый кофе зашипел, погасив голубой венчик газа. Стиснула кулак, прижимая к ладони обожжённый палец. Он не заметил и, рассказав о побеге и о том, как увидел на плече Лады татуировку с маленькой змейкой, остановился. Сидел на табурете, положив на стол перед собой кулаки, перед неровным пламенем свечи.
Аглая разлила кофе по чашкам и села. Откинулась к стене, ощущая лопатками шершавые прохладные обои, тоже положила на стол маленькие кулаки. Пламя прыгало в глазах обоих.
— Я глупо рассказываю, — медленно сказал Витька, — думал, если рассказать по-человечески, то можно самому себе объяснить. Но там ещё сны. И полёты. Я же говорил, захочешь в психушку. Меня.
— Витя… Ты рассказывай. Всё как есть.
— Хорошо. В общем она росла, моя Ноа. Я ведь сделал тату на ноге, небольшую. Но когда что-то получалось у меня по-настоящему, татуировка росла. Сперва было страшно. А потом — привык. И летал с ней. Ночами. Разговаривал. Я псих?
— Угу. И своей ненормальностью взял да и вырастил, на всё тело.
— Так ты мне веришь?
— Да, — она взяла чашку, следя, чтоб не морщиться от боли в обожжённом пальце, поднесла ко рту и отпила горячей жидкости. Бережно поставила обратно. Ответила на его взгляд своим — спокойным и безмятежным. Она не знала, верит или нет. И не хотела знать. Она — принимала то, что говорит мужчина, сидящий напротив.
Витька перевёл дыхание. До того рассказывал, внутренне нагибая голову, как будто шёл под проволоками. Но безмятежность взгляда разрешила, и дальше он двинулся, не пригибаясь.
— Моя змея, Ноа, я ведь думал, она и есть моя девушка, та, которую увидел на старом рисунке, спрятанном за шкафом, она оказалась — сама по себе. Ей было всё равно, кому помогать. Ключ он и есть ключ. И когда мне пришлось защищаться, когда меня били тут, во дворе, ногами, и думал — убьют вовсе, я стал — Карпатым. Внутри. Этим уродом, быдлом, ненавижу его, всегда буду ненавидеть. Лада ведь убила его из неба, где летели, выстрелила в него огнём из руки, она очень сильная, наверное, в сто раз сильнее меня. И я думал — всё. А он вернулся. Ты знаешь, как это — иметь внутри зверя? Конечно, когда пришли меня убивать зимой, ночью, я бы не выжил. Но Карпатый и Ноа вместе, они… В общем, мне тогда, после драки, всю ночь было очень плохо. Но этим, которых послали меня забить, им еще хуже! Убил он их, Аглая. Я их убил.
