Судя по лицу сержанта, его познания в живописи плотно застряли на классической картинке «Опять двойка». И он поджал губы.
— А рожу тебе кто разрисовал?
Корсаков осторожно погладил себя по скуле.
— С Никасом Сафроновым о колористике поспорили. Зураб Церетели, тот, что Храм Христа построил, — уточнил для сержанта Корсаков, — разнимал. Мужик он здоровый, скульптор, как ни крути. Слегка зацепил, а след остался.
Сержант прищурился. И показал, что тоже не пальцем сделан и кое в чем разбирается.
— А синячок-то утром поставили.
Корсаков вздохнул, напустил на себя мечтательный вид.
— Утром я еще в Гамбурге был. Выставку «Русский ренессанс» с Никасом Сафроновым открывали. А сейчас — вот, дышу воздухом родины.
— И с таким лицом через границу пустили? — с подозрением спросил сержант.
— А почему нет? — Корсаков пожал плечами. — Летели спецрейсом «Газпрома». Все вопросы к Рюмочке Вяхиреву. Да не смотри ты так! Ты, братец, меня не видел, когда я из Нью-Йорка прилетел. Вот это был макияж! Мы там на пару с Володькой Шемякиным, тоже, кстати художник, разбомбили бар «Ангелов Ада». Это байкеры типа наших «Ночных волков», только круче. Устроили им Сталинград, чтобы знали, что такое русские.
История была вполне реальной. Только Корсаков в том погроме не участвовал. Шемякин один справился.
Сержант потянул носом. На это счет Игорь не беспокоился. Если и пахло от него перегаром, то только двухсотлетнего коньяка.
— Документки. В смысле — паспорт. — Сержант дубинкой придвинул к Корсакову книжечку удостоверения.
— Где-то был.
Корсаков озабоченно похлопал себя по карманам, чтобы у мелкой шавки выделилась слюна, и лишь после этого достал паспорт.
Сержант принял его, на лице мелькнула растерянность. Паспорт был в дорогой кожаной обертке. Все странички идеально чистыми.
Этому трюку, купирующему кусательно-глотательный рефлекс у низших представителей власти, Корсакова обучил участковый. По его словам, опытный мент степень законопослушности гражданина вычисляет по внешнему виду паспорта: если замызган и засален, как бы не был одет обладатель, ждать от него уважения к законам не приходится. Надо делать стойку и рыть глубже, обязательно что-нибудь тухлое найдешь.
Сержант развернул паспорт и вдруг дрогнул острым кадыком. Глаза его вылезли из орбит.
У Корсакова душа ушла в пятки; подумалось, что успели дать в розыск.
Но оказалось, что сержант смотрит не на фото в паспорте, а на белый прямоугольник плотной бумаги, который удерживает, прижав пальцем с черным ободком на ногте.
Читать по-английски сержант если и умел, то в пределах курса сельской средней школы. То есть — вообще никак. Но не надо было быть полиглотом, чтобы разобрать, а главное осознать, что значит «Swiss Bank… 1, 250, 000. &».
Сержант сглотнул, с трудом оторвал взгляд от чека.
Сержантик был незаконнорожденной дитятей рыночных отношений. Он привык, что граждане держат в паспортах доллары, рубли, карбованцы и прочие «зайчики» СНГ, как американцы носят мелкие купюры на случай уличного ограбления. Там у них этим промышляют афро-латино-азиатские гопники, а у нас мелкое уличного мздоимство — отхожий промысел милиции. Вот и носят граждане купюры разного достоинства в документах, заранее списав их в расход на поддержание штанов и цвета морды борцов с преступностью.
Все, что находилось в проверяемых паспортах, сержант по определению считал своим. Но человека с чеком на семизначную цифру в непонятной, но явно солидной валюте, он видел впервые.
И показался он ему Черным ангелом, чью гордыню не снесли небеса. По какой-то неведомой причине возник Черный ангел на его, сержанта, «земле», и как с ним обращаться, поди — угадай.
— И… Игорь Алексеевич, а что вы здесь забыли? — упавшим голосом спросил сержант.
Корсаков усилием воли задавил остатки паники и вновь вошел в роль.
— К Никите Михалкову на дачу собрался.
Сержант опустил руку с паспортом.
— Так электрички уже не ходят.
— Это я уже понял. Не Гамбург — это точно.
Сержант протянул ему паспорт.
— Шли бы вы домой, гражданин Корсаков. Не место вам здесь.
Игорь посмотрел на сержанта моржовым глазом Никиты Михалкова и грустно усмехнулся.
