Добровольский блеснул глазками.
— А умный?
— Умный, это вы, Михаил Максимович, — с легким поклоном ответил Корсаков. — Коллекционируете только то, что можно быстро вывезти из страны. Что легко можно реализовать или, на худой конец, лично уничтожить с полным для себя удовольствием. Не стану гадать, сколько миллионов стоит ваш винный погребок, но если пригласите в него вместе встречать Конец света, приму приглашение с превеликим удовольствием.
Добровольский захохотал и хлопнул по колену притихшего Леню, едва уместившегося на откидном стульчике.
— Он у нас такой! — Примак с готовностью подхватил веселый настрой клиента и залился дребезжащим смехом.
— Кто бы за вами не стоял, Игорь, я согласен заключить сделку, — резко оборвал веселье Добровольский.
Примак захлопнул рот и шире распахнул глаза.
— Вы же не думаете, что я поверю, что арбатский художник, — в устах Добровольского «художник» прозвучало как «бомж», — способен получить доступ к такому раритету.
— Думайте, что хотите, — холодно обронил Корсаков. — Расплачиваться вам предстоит со мной.
Добровольский покачал в руке бутылку.
— Внешний вид вполне удовлетворительный. Что же касается содержимого… — Он пожевал губами, выдерживая паузу. — Требуется провести детальный анализ. Тогда и поговорим о цене.
Корсаков хмыкнул. Достал из кармана пустую бутылку. Протянул Добровольскому.
— Там еще осталось на донышке. Уверен, такому знатоку как вы, Михаил Максимович, не составит труда по аромату и вкусу установить качество напитка.
Добровольский обмер, удивленно уставился на бутылку.
Леня держал удар значительно хуже. Он издал сдавленный стон, заелозил задом по стульчику, и схватился за голову.
— Ты вылакал коньяк?! — простонал он.
Добровольский чуть отстранился и промолвил:
— Ваш друг сумасшедший.
— Вовсе нет, Михаил Максимович! — ответил ему с улыбкой Корсаков. — По новому «Закону о кладах» государству полагается двадцать пять процентов. Одну из шести бутылок я выпил за почивший в бозе Союз и демократическую Россию. И считаю, что с любимой родиной в расчете. Разве это не разумно?
Добровольский шумно выдохнул через нос. Поправил съехавшие с короткой переносицы очки.
— Давайте бутылку! — недовольным тоном потребовал он.
Он достал из бара бокал, вытряс из бутылки несколько капель золотистой жидкости. Из нагрудного кармана достал стальной стерженек, напоминающий авторучку. Снял колпачок и погрузил острый кончик в капельку коньяка. Прибор издал пиликающий звук. То, что высветилось на миниатюрном жидкокристаллическом дисплее было видно только Добровольскому. Но, судя по лицу, показания прибора его удовлетворили. Затем он принялся с задумчивым видом понюхивать, покачивать бокал, размазывая по стенкам каплю, наконец, поймал ее на язык. Замолчал, закрыв глаза.
— Допустим, допустим, — пробормотал он.
Но глаза выдали. В них на мгновенье полыхнул алчный огонек.
— Сомневаетесь? — подсек Корсаков. — Тогда не покупайте.
И крючок намертво вошел в глотку жертвы.
— Несомненно, это «Хеннесси». Сужу на вкус. И тест соответствует характеристикам коньяка восемнадцатого века. Но…
— Второй половины восемнадцатого века, — тоном знатока указал Корсаков. — Это вопрос принципиальный! В тысяча восемьсот семьдесят первом году все виноградники в Европе уничтожила эпидемия филлоксеры. До этого коньяк производили двойной перегонкой сухого вина из винограда «фоль бланш». После эпидемии виноградники восстановили, привившись лозой из Техаса. С тех пор коньяк делают из винограда «уин блан», выращенного исключительно в провинции Коньяк. Кстати, дерево для бочек изготавливают только из дубов, произрастающих в тех же местах. Касаемо Ричарда Хеннесси, основателя уважаемой фирмы, отмечу, что он обессмертил свое имя и обогатил своих потомков, предпочтя военной службе производство этого нектара. Когда я пью «Хеннесси», я всегда думаю о том, как важно вовремя и безошибочно сделать выбор. Я прав, Михаил Максимович?
Добровольский бросил на Корсакова пытливый взгляд.
— Вы меня удивляете, Игорь. Создается впечатление, что этот кожаный балахон, ковбойская шляпа, весь это антураж свободного художника — камуфляж.
