Раздался хруст, и выбитый кирпич провалился в пустоту. За стеной с шорохом посыпалась труха.
— Мастер!
— А то! — усмехнулся Трофимыч. — Сейчас полегче пойдет.
Десятком ударов он расколупал дыру в полуметре от пола, достаточную, чтобы пролезть внутрь потайной комнаты.
Трофимыч отложил кувалду и потянулся к дыре.
— Погоди! — удержал его Корсаков.
За рукав оттащил Трофимыча к окну. Распахнул фрамугу. В затхлую атмосферу комнаты ворвалась струя теплого ночного воздуха.
— Надо подождать, — объяснил Корсаков. — Если кабинет замуровал хозяин, а не пришлые, он вполне мог побрызгать какой-нибудь алхимией.
— Типа дуста?
— Типа, — не стал вдаваться в подробности Корсаков. — Да и мало что за гадости там за столько лет скопиться могло. Пусть проветрится.
Трофимыч поскреб за ухом.
— Ага. Мужик у нас один говорил, на дело, мол, нужно брать хотя бы одного образованного. Иначе спалиться можно чисто по дурости. Ты же в институте учился, да?
— На худграфе.
— У-у! — Трофимыч оттопырил губу. — То-то я смотрю, ты — вылитый граф. Только — худой больно! — Он затрясся от смеха.
— Да иди ты! — отмахнулся Корсаков.
Он подошел к дыре. Подобрал с пола камушек, по прямой бросил вовнутрь. Камень, клацнул о противоположную стену, не пролетев и трех метров.
— Ну, сначала разведаем, что там, а потом решим, ломать стену дальше или нет.
Он приготовился просунуть голову в дыру, но Трофимыч остановил, схватив за рукав.
— Не суйся, Игорек! — прошептал он. — Ты хоть и образованный, но и я не пальцем сделанный. У нас ни кто в пустую избу не войдет, не спросив разрешения.
— У кого, если там никто не живет?
— Раз дом есть, значит и житель в нем есть. Может, ты не видишь его, а он живет. Домовой, например.
— И что теперь делать?
— А ты спроси: «Хозяин, можно войти?» Если почуешь, что разрешил, то входи. Нет — беги. А то беда будет.
Трофимыч заметно дрожал.
— Ладно. — Игорь повернулся к дыре и прошептал: — Хозяин, можно войти?
Темнота за стеной ответила едва различимым протяжным воем.
«Сквозняк», — успел подумать Корсаков.
И с оторопью почувствовал, что его буквально засасывает в черный зев дыры.
* * *
Огонек зажигалки задрожал и опал. Темнота отлепилась от стен и обволокла тугим, войлочным коконом.
— Трофимыч, дай свою зажигалку!
— Давай, я лучше за переноской слетаю.
— Не надо, тут свечи есть, — сказал Корсаков.
И только тут до него дошло, что мыши за столько лет почему-то не тронули свечи. Они так и остались стоять белыми столбиками в канделябре.
И, вообще, на сколько успел заметить Корсаков, все в комнате осталось в неприкосновенности. Даже вековой пыли, вопреки, ожиданиям не было. Только легкий пепельный налет на гладкой поверхности стола. Словно нерадивая служанка забыла протереть перед приездом хозяина.
Трофимыч просунул руку в дыру, заискрил зажигалкой.
Корсаков вытащил ее из закоргузлых пальцев деда, поднес огонь к свечам.
Дрожащий золотисто-янтарный свет заполнил комнатку. В ней едва уместились секретер, столик на гнутых ножках и массивное кресло. Пахло сухой лавандой, сургучом и лишь чуть-чуть пылью.
Игорь протянул руку к стопке книг на столе.
Хозяин «черного кабинета», если судить по иллюстрациям, явно увлекался черной магией.
«Латынь. Увы, не знаю… Французский. Греческий. Опять латынь. О, немецкий… Изданы в конце семнадцатого. Состояние идеальное. Бог знает, сколько они стоят!»
Корсаков отложил книги, взял плоский футляр. Сафьяновая кожа. Тисненый золотом герб: орел с треугольником в когтях, над его головой солнце в виде Всевидящего ока. По ленте, окружающей орла, рассыпан мелкий бисер латинских буковок.
— Чего там у тебя? — подал голос Трофимыч.
— Все нормально, дед! Мы с тобой, — в шоколаде.
— Кабы не в дерьме, — обронил Трофимыч.
— Ползи сюда!
— Да, боязно чего-то.
— Ну, хоть голову засунь! Когда еще такое увидишь?
Трофимыч, кряхтя, просунулся по плечи в пролом. Закрутил головой, осматриваясь.
— Вот это да! И что тут баре делали?
— Тайными науками занимались.
— Ага! Квасил он тут, от жены спрятавшись. Вон бутылок сколько.
— Где?
— А под столом.
Корсаков машинально сунул футляр в карман, присел, выдвинул из-под столика ящик. Из соломенной трухи торчали горлышки шести бутылок.
