Он повернулся лицом к парню.
Трамвайчик давно проплывал?
— Не было тут никакого трамвайчика!
— «Не было трамвайчика»! — передразнил его Леня. — А что тогда здесь торчать?
— Я телевидение жду, — буркнул парень. — Тогда и прыгну.
— Телевидение? — Примак оглянулся. — А сколько до воды ты будешь планировать на своей картонке?
— Ну, не знаю. — Парень насупил брови, раздумывая.
— Секунды полторы-две, не больше, — подсказал Леня. — А по сему, телевидение отменяется. Снимать нечего. Да и свет плохой.
— А если замедленной съемкой? — с робкой надеждой спросил парень.
— Это другое дело, — одобрил Леня. Он сложил пальцы «прямоугольником», как делают операторы. — Предлагаю так… Панорамой по окрестностям, огночеки, все такое… Потом вид моста с воды. Наезд… И крупный план: твоя испуганная морда. Глаза, полные предсмертной тоски, сопли, слезы… Креатив! Потом даем отъезд. И медленно в кадр наваливаешься ты. Летишь, летишь… Всплеск! Круги по черной воде. Крупным планом. Чтобы разводы от дальних огоньков поймать. И всплывает твоя картонка. Камера ползет по каракулям. Буквы размывает водой. Картонка набухает и медленно погружается под воду. Вот это креатив, это я понимаю! «Оскара» не дадут, но народ оценит. — Он обернулся. — Народ, оценишь?
Корсаков встряхнул повисшего на нем мужичка.
— Угу, — на удивление внятно произнес мужик, не открывая глаз.
— Только такие съемки стоят денег! — как гвоздь забил, Леня. — О личных средствах вопрос считаю неуместным. У тебя есть спонсор, мой маленький друг?
Глаза парня забегали.
— Что же делать? — спросил он.
— Как что?! — Примак даже руками всплеснул. — И он еще спрашивает! Водочки выпить с хорошими людьми, то есть с нами. Лучшее средство от тоски, поверь дяде.
Думаете, поможет?
— Уверен! — Примак снял с шеи парня картонку и, широко размахнувшись, запустил ее с моста. — Ну-ка, давай мы тебя лекарства накапаем, страдалец.
Присев на корточки, он достал из пакета бутылку, налил почти полную кружку и протянул парню.
— Давай, прими дозу!
От водки парень сначала побледнел, потом ожил. Сделался болтлив, смешлив и суетлив. Сразу же сообщил, что зовут его Константином, и что он уже три с половиной часа ждет, что хоть кто-нибудь обратит на него внимание, но всем наплевать. А если всем наплевать, так и ему тоже. А прыгать решил от тоски. Но если честно, из-за одной девчонки, имени называть не будет, потому что на нее ему уже наплевать. А еще он бросил институт, но родителям сказать духу не хватает. Военкомат дважды присылал повестки. Но в армии он идти боится. Поэту там не выжить. Стихи его не печатают, хотя друзьям они нравятся.
— Так голубой или поэт? — потребовал ясности Примак, с подозрением поглядывая на использованную кружку.
— Поэт, — смутившись, ответил Костя. — Про меньшинства это я так написал, чтобы не догадались… А то еще сказали бы, что я от армии так закосил.
— Поэт. Это в корне меняет дело! — Леня плеснул водки в кружку. Обнял парня за плечи. — Друг мой, но зачем же прыгать в эту помойку? У нас, художников слова и краски, есть хорошо проверенные способы. Вены вскрыть, застрелиться, туберкулезом заразиться, напиться до белой горячки, в конце концов! — Он залпом выпил, занюхал рукавом. — А самый надежный и красивый способ уйти из жизни, хлопнув дверью, это… Игорек, подскажи!
— Устроить революцию и погибнуть на баррикадах! — Корсаков принял пустую кружку, сам налил себе водки. Выпитое раньше, уже успело выветриться на сквозняке.
— Именно! — воскликнул Леня, раскачиваясь вместе с Константином. — Ибо, каждый настоящий поэт — это буревестник революции. Он гордо реет… Чему-то там подобный. И клюет в задницу глупых пингвинов. Кстати, мой друг, лучшие палачи получаются из бывших поэтов. И не спорь! Поэтому поэтов надо стрелять прямо на баррикадах. Иначе после победы революции они станут чекистами. И начнут стрелять в подвалах поэтов, не поддержавших революцию. А потом народ прикончит их, как бешеных собак. И останется страна без поэтов. А это грустно, как постаревший Евтушенко. Уяснил?
Робкий Костя кивнул.
— Когда мы построим баррикаду, я тебя расстреляю, — пообещал Леня. — Так, пролетариату не наливать! Но взять с собой. — Он указал на свернувшегося калачиком мужика. — И хватит тут маячить, как Ленин на первом свидании с Крупской. Что у нас далее по плану?
