— «Чебурашку». Ну, подставную фирму.
— Ничего не понимаю!
— Ай, не заморачивайся! У богатых своя жизнь, у тебя своя. У него какие-то напряги с мэрией. То ли мало дал, то ли не тому… Не суть важно. Главное, что все работы здесь заморожены до весны, как минимум. Короче, пользуйся.
— В смысле?
— Ты здесь теперь охранником работаешь. Круглосуточным. С правом проживания. Твой сквот же сгорел, так? Как папахен, урод, и накаркал. Вот и пользуйся.
— Невероятно… И с чего он так расщедрился?
— Уговаривать надо уметь, — с лисьей улыбочкой ответила Анна. — Потом ему пару картинок подаришь, он до потолка прыгать будет. Такой вот уговор. Я еще вчера хотела тебя обрадовать. Но решила навести порядок и устроить тебе праздник. Я молодец?
Анна вспрыгнула ему на колени. Завозилась котенком. Уткнулась носом в ложбинку под ухом.
— Ты меня любишь? — прошептала она.
— Анна, ты у меня ничего не брала?
— Не-а.
— Неправда.
— Правда!
— Я потерял очень дорогую вещь. Теперь у меня крупные проблемы.
— Вот я ее и припрятала, чтобы не было проблем. Кто же такой раритет в кармане носит? Или менты отберут. Или… В смысле, пропьешь. Ой, а что это у тебя?
Анна потрогала рукоять хлыста, болтающуюся на петле, захлестнутой на правой кисти Корсакова.
— Средство для воспитания малолетних воровок.
— Ой, как страшно! Садо-мазо со мной не катит, учти.
Она перегнулась через подлокотник, нашарила под креслом сумочку.
Щелкнул замок. Анна вновь прильнула к груди Корсакова.
В его ладонь легла колода карт. Показалось, что держали их в холодильнике, настолько ледяным был плотный картон.
— Странные они у тебя. Карты.
— Знаю.
— Это Таро Бафомета. Мне бабушка о таком рассказывала. Откуда они у тебя?
— Нашел. Теперь надо вернуть хозяину.
Корсаков раздвинул карты веером, поднес к свету. Сложил и сунул в карман.
— Ты, надеюсь, не пробовала ими поиграть?
— Что я — дура ненормальная.? Бабушка, слава богу предупредила, один расклад — и вся жизнь сделана.
— Кто она у тебя, бабушка?
— Ведьма.
— Правда?
Она кивнула, рассыпав по его лицу локоны, пахнущие пачулями и горьким миндалем.
— Да. Я тоже ведьма, только маленькая еще.
— Ведьмочка.
Корсаков положил пальцы на ее затылок и едва не захлебнулся от нежности. Долго ждал, пока не успокоится сердце. Свет поплыл в глазах, полных жгучей влаги.
— Побудь со мной, Анна. Неделю. Или год. Сколько выдержишь. Но не оставляй меня сейчас.
— Глупый. Я хочу быть рядом всю жизнь.
— Так не бывает.
— А у нас получится!
— Возможно…
Он прижал к себе Анну, так, что в своей груди услышал мерные удары ее сердца.
«Вот и все, вот и все, вот и все», — в унисон выбивали сердца.
На крыльце загрохотали, зашаркали и заскребли шаги. В нижний зал вломилась целая толпа. Шалая и возбужденная.
— Вот и все, — прошептал Корсаков.
Анна вздрогнула. Попыталась оторваться от него. Корсаков удержал.
— Не бойся.
Стальная змея хлыста, дрогнула хвостом и замерла, готовая в взвиться в смертоносном прыжке.
А из темноты уже наплывал рой колеблющихся огоньков. Трепещущие блики выхватывали уродливые, глумливо скалящиеся рожи, бусинки тупых глаз. Хваткие, закоргузлые пальцы.
«Довольно романтический конец у моей непутевой жизни», — отрешенно подумал Корсаков.
Приготовился встать и шагнуть на встречу смерти.
— А чой это вы тут делаете? — проблеял козлиный голосок.
— Вас ждем! — отозвалась Анна.
— Тады наливай!
В круг света вломился кривоногий мужичок, распахнувший в широкой улыбке щербатый рот. Он, радостно заблеяв, распахнул меха гармошки, и на весь Арбат грянуло:
— А-а! Возвращаюсь раз под вечер,
обкурившись до шиша.
Жизнь становится прекрасной
и безумна хороша.
И в ушах звон
шелестит травой.
Вломилась толпа арбатских и дружно подхватила:
Над рекой Нево-о-ой,
Над Невой-рекой
стоит туман.
Над дурман-травой
стоит туман.
А-а! Й-й-я. Иду!
Иду, курю!
Ку-рю-уу!!
Ритм отбивали, топая по полу и звеня бутылками.
— С новосельем, братишка! С новосельем! — заорали на разные голоса.
Анна соскользнула с Корсакова, впавшего в легкий транс от неожиданности. С ходу вошла в роль хозяйки, стала командовать, куда класть двери, предназначенные служить столом, куда ставить бутылки и кому кромсать закуски.
