Корсаков выговорился до дна, и кружка Беса опустела. На душе у Корсакова осталась такая же мертвая пена, что умирала на донышке кружки.
История была совершенно банальной: пропажа жены и ребенка, звонок в мастерскую с предложением заплатить энную сумму, просьба не беспокоить милицию. Корсаков знал сотни таких историй, и беспечно надеялся, что именно его пронесет. Оказалось, исключений не бывает. Живешь в бандитском государстве, копи на выкуп.
Бес пожевал хвостик соленой рыбки и задал первый вопрос:
— Хотя я догадываюсь, но все же ответь, ты в милицию заяву кинул?
Корсаков отрицательно покачал головой.
— Я им не верю.
— Мне пофигу, веришь ты им, или нет. Просто если я впишусь в разборы и ребят своих подключу, не хотелось, чтобы под перекрестный огонь менты попали. Вони потом будет до небес. — Он откусил у рыбешки, засоленной до состояния мумии, куцый хвостик, растер крепкими зубами. Облизнулся. — А своих бандитов знакомых разве нет?
— Есть, кончено. Но они же шакалы, падаль почуют — разорвут. И где гарантия, что они не в доле? Нет, я никому про звонок не сказал. Сразу тебя искать начал.
— Приятно слышать. — Славка почесал грудь под десантным тельником. — Что конкретно они от тебя хотят?
— Денег.
— Сколько?
— Триста тысяч долларов.
Слава пошевелил бровями, выжженными под нездешним солнцем.
— А у тебя такие деньги есть?
Корсаков пожал плечами.
— Теоретически. Если хорошо продать тридцать-сорок картин. Но такую цену дадут, только после выставки в Гамбурге. И то, если удачно там все пройдет. Я туда переправил десять работ. Через две недели жду результат. Но продавать нужно с умом. Минимум года три. Иначе цены собьешь.
— Угу. — Славка кивнул своим мыслям. — Что еще имеешь?
— Налом штук десять. Трехкомнатную квартиру на Кутузовском. От родителей осталась. Что еще? Мастерская на Беговой. Бээмвуха восемьдесят седьмого года. Что еще? А… Развалюха под Мытищами. И десять соток к ней. Купил на всякий случай, хотел там летнюю мастерскую организовать.
— На пленэр в Битцевский парк походишь, ничего страшного, — отрезал Славка. — Как я понял, на выкуп наскрести можно. Сколько они тебе времени дали?
Корсаков сглотнул тугой ком, распиравший горло.
— До завтрашнего утра. До завтрашнего утра, сказали, не тронут Стаську.
Бес на секунду прищурил глаза.
— Торопятся ребятки, — пробормотал он.
За окном медленно умирал осенний день.
Бес встал из-за стола, принялся ходить по кухне из угла в угол. Чем больше ходил, тем больше в движениях проступала хищная звериная пластика. Корсаков следил за превращениями всегда добродушного и медлительного Славки и понял, почему того прозвали Бесом. За маской русопятого рубахи-парня скрывался коварный, хитрый и беспощадный зверь.
Бес вернулся за стол. Сграбастал бутылку пива, щелчком большого пальца сковырнул пробку так, что она выстрелила до потолка, коцнув, рикошетом улетела в угол.
Славка жадно присосался к горлышку. Перелил в себя содержимое бутылки, убрал пустую тару под стол. Отвалившись к стене, исподлобья уперся взглядом в Корсакова.
Игорь ждал. Как ждут приказа и приговора. Внутренне умерев.
— Мать и пацана они держат отдельно, — как о совершенно очевидном, произнес Бес. — Это делает ситуацию не просто плохой, а совершенно хреновой. Шансов отбить одним ударом почти нет.
Корсаков не решился возразить. В конце концов, в засадах, захватах и налетах Бес разбирался лучше него.
— Приехать на «стрелку» и грамотно уложить всех мордами в землю, намотать кишки на локоть и вытащить информашку… — Он пожевал что-то, попавшее на зуб, и сплюнул. — Тьфу. Пять минут работы. У тебя налом валюта есть?
Корсаков кивнул.
— Тысяч десять есть, я же говорил.
— Нормально. — Бес побарабанил крепкими пальцами по столу. — Хватит, чтобы «пробить» информашку через своих ребят. Дальше выдвигаемся по адресам. Кладем там всех. Если Бог на нашей стороне, вытаскиваем твою Стаську и пацана живыми и невредимыми. Зачищаем все за собой. Потом забиваем новую «стрелу». Без базара валим на ней всех. Не пучь глаза, я лучше знаю, как с такими козлами дела делаются. И после этого передаем по всем каналам, что тебя трогать вредно для здоровья. — Он помолчал. — С моей бандой расплатишься по международному тарифу. Квалификация у ребят такая. Продашь кое-что, наскребешь как-нибудь, лады?