– Прошу, – дворецкий распахнул полированную дверь, и Попову открылся вполне приличный санузел с огромной мраморной ванной.
– Хо, – обрадовался Серега, – кстати, а откуда вы воду берете? Пустыня же кругом?
– Горгорот не столь безжизнен, как кажется на первый взгляд, капитан, и, если знать, где искать, воды в нем достаточно. Лугбурз снабжается глубокими скважинами, из которых вода идет сама под давлением пластов земли.
– Артезианские, что ли? – вспомнил вдруг географию Попов.
– Можете называть и так, суть процесса не меняется. В подвалах стоят насосы и котлы для подогрева. Использованная вода и нечистоты по трубам отводятся в одну из расщелин Горгорота, далеко от крепости. Прикажете приготовить ванну?
– Да. И погорячее. И ужин. Плотный. – Серега начал входить в роль хозяина.
– Я все передам слугам, – поклонился Галарион, – а далее командуйте ими смело. В каждой комнате есть колокольчик. Гудрага можете просто позвать, у него острый слух.
– Спасибо, – уже в нетерпении проговорил Серега, косясь на клозет.
– С легким паром, приятного аппетита и доброй ночи, – окончательно раскланялся дворецкий и исчез за дверью.
* * *
Ванна совершенно разморила Серегу. Это вам не баня в училище, где на роту два десятка душевых рожков с едва теплой водой и час времени. Сотня голых парней, толкаясь и скользя, врывается в помывочную, пытаясь застолбить рожок сразу на несколько человек. Ходит по рукам упертый с чьей-то тумбочки кусок туалетного мыла, так как банное мыло хозяйственные братья Филькины прячут в каптерке и просто так, на разор толпе, не выдают. Мелькают белые, намыленные, и уже красные, растертые тела, порхает незлобный матерок в адрес тыловой службы вообще и котельной в частности. Всерьез ругать не получается. Все-таки баня – это здорово, даже такая холодная. Надрывается дежурный по бане:
– Рота, осталось двадцать минут!
В помывочную вплывает розовое, дебелое тело Макухина, мышцы десантника уже подернуты жирком хорошей жизни. Филькины суетятся, освобождая старшине лучший рожок. Макухин не торопясь, с наслаждением моется, оглядывая суетящуюся толпу с высоты десантного роста на предмет непорядка. Замеченный непорядок выправляется немедленно и жестко, как правило, словами, но иногда и хорошей саечкой провинившемуся.
Попов не на самом хорошем счету у Макухина. Периодически на теле курсантов появляются фурункулы, отчего, врачи сами не знают, но старшина считает, что от недостаточного соблюдения правил личной гигиены. Серега уже лежал с фурункулезом в санчасти, снискав у Макухина репутацию сачка и грязнули, а потому он лично следит за Серегой и некоторыми другими бедолагами:
– Эй, Филькины, Попова как следует помойте!
Филькины рады стараться, трут так, что готовы кожу содрать со спины. Серега терпит, стиснув зубы, спорить со старшиной себе дороже обойдется, это давно все поняли.
– Рота, закончить помывку!
Филькины наконец-то бросают Серегу, и он встает под душ. Вот тут-то и порадуешься, что вода не горячая, спина и так пылает. Помывочная постепенно пустеет, остались «тормоза», остальные уже толкаются в очереди за чистым бельем. Из-за старшинской заботы Попов теперь очень чистый, но наверняка достанется или рваная майка, или портянки, уменьшившиеся от постоянной стирки и запредельно долгой жизни до размеров носового платка. Попов вздыхает, закрывает глаза, подставляя прохладным струям лицо, а когда открывает, неожиданно видит под рожком напротив Иринку. Именно такую, какую видел на местном пляже перед самыми выпускными экзаменами. Мокрый купальник обтягивает все подаренные природой для соблазнения мужчин выпуклости. На ногах синие сланцы, влажные волосы рассыпались по плечам.
– Ты? – изумляется Серега. – Здесь? Откуда?
Иринка смеется и показывает язык:
– Тормоз ты, Попов.
До Сереги доходит, что девушка в купальнике, а он-то почти голый, если не считать мочалки. От неловкости ситуации курсант краснеет, пытаясь как-то поестественнее расположить на теле мочалку, и тут из-за Иркиной спины появляется Олежина физиономия с выпученными глазами:
– Попов, ты даешь стране угля. Мелкого, зато… много.
