— Не вижу ничего плохого в изменении имен, — сказал Давид, заслужив гневный взгляд Мозеса. — Вспомните, Мозес был единственным, кто протестовал. А многие сами просили сменить имя на ивритское.
— Тебе легко говорить — тебя-то никто не тронул, — проворчал Мозес, остывая. Генрих затрясся в беззвучном смехе.
Саша как в воду глядел. На следующее утро в «мерказ клита», куда определили часть пассажиров, пришел Цви. Гладко выбритый, подтянутый, под мышкой пробковый шлем, на поясе кобура. Он прошелся по комнатам, собирая своих.
— Собирайтесь, — приказал он и посмотрел на Сашу. — И ты тоже. Вот официальная повестка — тебя призывают. — Он достал из командирской сумки бумагу и протянул Саше.
— Во как, — присвистнул Саша. — А я-то думал, что армии еще нет.
— Все так, официально армии еще нет. Но Временное Правительство уполномочено призывать на службу тех, кого сочтет нужным. Все вооруженные отряды сводят под единое командование, так что и армия скоро будет.
— Как у вас быстро. А ну как не пойду? Силой заставишь? — прищурился Саша.
— Не заставлю. Надеюсь на твою сознательность, как еврея и как гражданина. Но если не хочешь, можешь не идти. Обойдемся! — Цви смерил Сашу взглядом.
— Так-так, ну-ну, — Саша выдержал взгляд, но отвечать не спешил. Все в комнате замерли, ожидая, чем все кончится.
— Так, что встали? Живо во двор! — прикрикнул Цви. Народ тут же засобирался и Цви с Сашей остались одни.
— Вот что, — Цви пододвинул стул и сел. — Давай начистоту.
— Давай, — весело тряхнул головой Саша.
— Формируется новая бригада и я назначен командиром взвода. Весь взвод — «олим»,[6] репатрианты из Европы. Ты же сам видел, с кем плыл. Там хорошо если один из ста винтовку в руках умеет держать. А нам отчаянно нужны опытные бойцы. Положение критическое. На нас наседают со всех сторон, все висит на волоске. Арабские банды, а теперь и регулярная армия. Времени учить их военному делу как следует, не будет. В бой придется идти, как есть. А люди необученные, посылать их в бой нельзя. Я же вижу, что ты опытный солдат, это не скрыть. Поэтому я тебя прошу, не приказываю, прошу — помоги, — Цви посмотрел Саше в глаза и Саша разглядел в них то, чего не видел раньше — отчаяние.
— Я одного не понимаю, — задумчиво сказал Саша. — Зачем вообще набирать людей, зная, что времени обучить их не будет? Ведь это же убийство. Зачем людей понапрасну губить?
— Другого выхода нет. Сейчас решается судьба страны! — ответил Цви и отвел взгляд. — Кроме того, есть соображения.
— Соображения?
— Наверху считают, что новички не внесли никакого вклада в создание страны. Что они получают на блюдечке все, за что заплачено нашим потом и кровью. Они должны внести свой вклад, чтобы стать полноправными членами общества. Пролить кровь…
— Ясно, — усмехнулся Саша. — Нужна жертва. Ритуал такой, да?
— Не я это придумал! — Цви вскочил и заходил из угла в угол. — Я вообще считаю, что это абсурд и глупость. Но меня никто не спрашивает. Я получил приказ и выполню его в любом случае! Но с тобой у нас будет больше шансов выжить и победить!
— Понятно, — протянул Саша. — Да, парень, командир из тебя получится. Ты мне просто выбора не оставил. Ведь если я откажусь, получится, что я ребят бросил, предал. Молодец, ничего не скажешь. Н-да, задачка…
— В общем, так, — Цви подошел к двери и обернулся. — Мы отправляемся через три часа с центральной автостанции. С тобой, или без тебя. Решай.
— Погоди, — остановил его Саша. Цви вернулся и вопросительно посмотрел на Сашу.
— Знаешь, почему я не стал офицером? — задумчиво сказал Саша. — Меня хотели послать на командирские курсы, но я уворачивался. То морду кому-то набью, то напьюсь. В общем, каждый раз буквально с подножки уходящего поезда соскакивал. Знаешь, почему?
— Нет. Почему?
— Хреновая это работа, быть офицером. Пока ты солдат, ты отвечаешь сам за себя. Идешь, куда пошлют, делаешь, что приказали. А вот офицер… Послать в разведку боем Иванова. А почему не Петрова? А потому что Иванов хреново стреляет, а Петров меткий стрелок и на фронте давно. И если его убьют, плохо придется всем. А Иванова не жалко, помер Максим и хрен с ним, — Саша подошел к Цви и пристально глядя тому в глаза, жестко сказал: — Выбор и ответственность. Большая ответственность и постоянная необходимость решать, кому жить, а кому умереть. А потом жить с этим. Вот это самое сложное, жить с этим. Я когда это понял, перестал лезть в начальство. Не мое это…
