— Ну, как наш пациент? — спросил Банерджи.
— Жуткая бяка! — усмехнулся доктор Наджиб. — Ни в чем не признается!
— Что ж, — сказала Андреа, — похоже, нам придется дополнительно постараться.
— Постараемся, — отозвался доктор. — И конечно, получится. Только времени уйдет прорва. Крепкий орешек.
Последние два слова он шепнул Андреа в ухо.
Андреа нарочно громко повторила его слова:
— Говорите, крепкий орешек? А это мы посмотрим. — Она достала из сумочки ампулу и протянула ее доктору Наджибу. — Пробовали когда-нибудь?
Доктор поднял ампулу, чтобы рассмотреть на свету.
— Анектин? Нет, не знаю. Какие составляющие?
— Практически то же, что сукцинилхолинхлорид.
— А-а, тогда понятно. Расслабляет мышцы. В больнице используется при трахеотомии для лучшей интубации. Трубка легче входит.
— Вы что задумали? — спросил Банерджи. Не столько с упреком, сколько с интересом. — Хотите его медленно придушить? Так расслабить, чтоб перестал дышать?
— Что-то вроде. В больнице сукцинилхолинхлорид вводят больным, когда они без сознания. Совсем другое — пережить эту прелесть в полном сознании.
Доктор Наджиб озадаченно уставился на Андреа:
— И что? Он ведь и пискнуть не сможет! Даже если ему припечет экстренно выложить все как на духу — он и губами пошевелить будет не силах! Спрашивай, не спрашивай — толку никакого.
— Вы совершенно правы. Отвечать он не сможет. А мы его спрашивать и не собираемся. Говорить буду исключительно я. Пусть послушает. Когда через несколько минут анектин перестанет действовать, я уверена, что мистер Фарис тут же побалует нас чем-нибудь интересным, притом не дожидаясь наших вопросов.
Банерджи только головой тряхнул. «Какая женщина!» — подумал он, имея в виду уже совсем другое.
— Зверски больно? — спросил он.
— В определенном смысле — ничуточки.
— То есть?
— Нервы щекочет сильно, а боли как таковой взяться неоткуда. — Андреа повернулась к доктору Наджибу: — Было бы неплохо иметь под рукой все нужное для реанимации.
Врач кивнул и вышел.
Банерджи отозвал ее в дальний конец комнаты и спросил шепотом:
— Вы что затеваете? Как этот анектин действует?
— Быстро и эффективно, — шепотом ответила Андреа. Хотя в принципе ей было наплевать, слышит их Хаким или нет. Однако этот разговор шепотом должен был усугубить страх ожидания у араба. — Препарат в кратчайшее время производит прогрессирующий паралич. Уже через тридцать секунд немеют мышцы лица. Потом отключаются мышцы гортани. Ниже, ниже — и диафрагма начинает сокращаться все более вяло. Минуты через две дыхание прекращается совсем.
Банерджи задумчиво хмыкнул.
— Стало быть…
— Человек потихоньку деревенеет — чувствует, как мышцы умирают. Воздуха в легкие поступает все меньше и меньше. По жилам течет уже чистый адреналин вместо крови. Паника нестерпимая, но двинуть невозможно ни единым мускулом. Ни крикнуть, ни пошевелиться… Словом, самый страшный из кошмаров, переживаемый наяву. Заживо похороненный в своем теле.
Банерджи поежился.
Андреа показала свои чудесные зубки.
— Я бы назвала это своего рода аверсионной терапией. На препарат мгновенно вырабатывается рефлекс отвращения. Кто попробовал, уже больше никогда не станет на него напрашиваться! Я сама еще не видела действие анектина в комнате допросов, поэтому сгораю от любопытства.
— Ладно… — неуверенно протянул Банерджи, — будем надеяться, что это интересно…
Андреа решительно двинулась к столу в центре комнаты.
Аамм Хаким лежал на спине с закрытыми глазами. Было сразу заметно, что с ним поработали на славу. Правая рука в шине. Лицо серое, изнуренное. Кровь на губе — только губа не разбита, а прокушена им самим. Левая щека дергается. И с левой рукой что-то не в порядке…
Андреа деловито взяла левую руку араба в свою и пригляделась. На большом пальце ноготь был нормальный — ухоженный, красивый. На следующих двух пальцах ногтей не было вовсе — одна кровавая каша. Ногти на безымянном и мизинце налились кровью. Похоже, то ли Банерджи, то ли доктор Наджиб что-то туда старательно заталкивали. По старинке — но срабатывает чаще, чем думается…
Она выпустила руку араба, и та тихо шлепнулась на железный стол.
