16
Дней через пять мы прибыли на место, оказавшееся столицей гостеприимной страны, только что пересеченной нами с севера на юг.
Мне отвели просторный гараж с паркетным полом и со стенами, выложенными мозаикой. Запирался гараж деревянными воротами, покрытыми искусной резьбой.
Довольно часто я выезжал отсюда на полигон. Он оказался почти точной копией прежнего, за исключением белой наблюдательной вышки. Преодолев все, какие было положено, болотца, речушки, холмы, я выбирался к бутафорскому городку и катал его на своей карусели.
После этого возвращался в гараж, где меня всегда ожидали душ, массаж плюс ритуал ежедневных визитов шитых золотом и серебром жрецов, по своему обыкновению желавших поклониться мне, пройтись вокруг меня в хороводе и в качестве священной реликвии унести с собой хоть одну из стреляных пулеметных гильз, выгребавшихся из меня грудами.
Ночами меня тревожили редко, я обыкновенно проводил их перед широким окном, расположенным в стене гаража справа от входа. Окно было забрано витою железной решеткой, под ним всегда торчал штык часового, отражающий лунный свет. Из этого окошка открывался чудный вид на горы, где по ночам, озаряя их блеском огня, ворочался и рычал Противник.
До сих пор я не видел Противника вблизи и, прислушиваясь к отдаленному реву, представлял себе добродушного увальня с выпущенной на подбородок слюною, несущегося на одной из моих карусельных лошадок…
17
Однажды утром, выкатившись из ворот бирюзового гаража и не зная, что больше сюда не вернусь, я зацокал гусеницами по мостовым столицы, имевшим такой вид, точно их долго мыли со стиральным порошком, разрисовывали причудливыми узорами и, в заключение покрыв лаком, наскоро разбомбили. (За мною, как всегда, неотступно следовали два «бэтээра».)
Миновав КПП, обложенный мешками с песком, над которыми торчали стволы крупнокалиберных пулеметов, мы очутились в чистом поле и попылили к горам.
…В глубине гор было уже все готово. Они рокотали и тряслись. За кучами камней прятались солдаты в новеньких «хэбэ». Одни из них уже выполнили свое предназначение и, простреленные насквозь, спокойно лежали под секущими струями свинцового дождика. Другие продолжали вяло переползать с места на место, глотать воду из фляг, перематывать портянки или, зажмурившись от выжигающего глаза солнца, посылать длинные автоматные очереди в морщинистые рычащие холмы…
Мое появление, конечно, было встречено кликами, выражавшими восхищение, любовь и тому подобное.
Скромно потупившись, пройдя сквозь солдатские цепи (с барабанящими по броне свинцовыми струйками), я взбежал на ближнюю сопку и превратил украшавший ее бетонный кубик в яркий веселый костер.
Под усилившиеся клики восхищения и любви слегка потряс соседние скалы: с них посыпались вниз все эти доты, дзоты, мелкие извилистые траншеи…
После этого Виктор, Товарищ Майор, заряжающий и радист выползли из меня покурить. А ликующие подразделения, ожесточенно топая сапогами, текли мимо нас.
— Ну, — обронил Товарищ Майор, — теперь они ему кишки выпустят…
— Теперь-то, — послышался голос Виктора, — что ж…
В устремленных на меня глазах пехотинцев было столько (смешанного с ужасом) восторга, что мне сделалось неловко. Ведь я был способен на гораздо большее, чем просто выхлопать пыль из этих древних глупых камней…
18
Из ущелья, в котором скрылись солдаты, вскоре донесся раскатистый треск автоматных очередей.
Потом оттуда, наперегонки с клубами черного дыма, выскочила белая курица, кудахтая, хлопая крыльями, скрылась между камней.
Минут пять спустя, косолапо переваливаясь, из черных клубов выбежал узкоглазый пехотинец. Он добежал до нас и, громко сопя, остановился перед Товарищем Майором, воткнув руку в висок.
— Ну, чего тебе? — спросил майор.
— Подкрепления дай, — вдруг вскрикнул солдат гортанным дрожащим голосом.
Побросав сигареты, Товарищ Майор, Виктор, заряжающий и радист вновь заняли места в моих раскаленных укромных недрах, и вот я направляюсь следом за узкоглазым воином. Робко оглядываясь на меня, он, мелькая в разрывах дыма, семенил впереди, делая пригласительные жесты.
